| English | Russian |
| As I thumbed idly through it, noticing the quotations from Emerson and Macauley and Benjamin Franklin and Shakespeare copied out in a ragged, boyish hand, he said with that same note of amiable contempt, 'Gee, back in those days I figured those fellows who wrote books knew all there was.' | Пока я рассеянно листал страницы с цитатами из Эмерсона, Маколея, Бенджамина Франклина и Шекспира, исписанные корявым детским почерком, <он> продолжал всё с тем же добродушным презрением: "Хм, тогда я думал, что ребята, которые писали эти книжки, знают всё на свете". (R. P. Warren, Пер. В. Голышева) |
| Bronson, who has been responsible for more killing than Dirty Harry and the Dirty Dozen rolled into one, dismissed criticism that his films encourage street violence. | Бронсон, в картинах которого больше убийств, чем их совершили даже Грязный Гарри и "Грязная Дюжина" вместе взятые, отверг критические замечания о том, что его картины поощряют уличное насилие. (Sunday Mirror, 1984) |
| Hardy was saying that in his lifetime there had been two men in the world, in all the fields of human achievement, science, literature, politics, anything you like, who qualified for the Bradman class. One was Lenin and the other Einstein. | Харди говорил, что, какую бы область деятельности ни взять — науку, литературу, политику, всё что хотите,— среди его современников в мире было только два человека, чей уровень оказался недосягаем для других. Один из них — Ленин, другой — Эйнштейн. (C. P. Snow) |
| I thought this of her: that she resembled gentle Ophelia in Hamlet, who became fey and lyrical when life was too cruel to bear... Ruth, one of millions of Europe's Ophelias after the Second World War, fainted in my motorcar. | Я думал о ней вот что: она напоминала мне Офелию из "Гамлета"— когда жизнь обошлась с ней слишком жестоко, в этом хрупком существе обнаружилась какая-то мелодраматическая слабонервность... Руфь, одна из миллионов послевоенных Офелий Европы, упала в обморок в моей машине. (K. Vonnegut) |
| I was once told of a man who on hearing Delius's more sensuous music was seized by an almost uncontrollable urge to remove all his clothing and engage in Pan-like diversions quite unsuited to his profession — which was that of a solicitor's clerk. | Однажды мне рассказали о человеке, который, наслушавшись наиболее чувственных сочинений Делиуса, испытал почти неодолимое желание сбросить с себя всю одежду и предаться неким животным удовольствиям, отнюдь не подобающим человеку его профессии — а служил он в адвокатской конторе. (A. Robertson) |
| It was William Booth who explained the authoritarian framework of his Salvation Army by remarking that if Moses had operated through committees, the Israelites never would have got across the Red Sea. | Объясняя единоначалие в "Армии спасения", Уильям Бут заметил, что если бы Моисей действовал через комитеты, то израильтяне никогда бы не перебрались через Красное море. (New York Telegraph and Sun, 1965) |
| John Barrymore was Icarus who flew so close to the sun that the wax in his wings melted and he plunged back to earth — from the peak of classical acting to the banalities of show business. | Джон Барримор был Икаром, так близко подлетевшим к солнцу, что воск на его крыльях расплавился, и он пал с высоты классического актёрского мастерства до банальности индустрии развлечений. (B. Atkinson) |
| Look at that pot-hole! That damn Lindsay\!Hah? No, I don't know who this Lindsay is either. The other drivers, they all say that when they see a hole in the street. | Смотрите, какая выбоина! Чёртов Линдсей! А? Да нет, я не знаю, кто такой этот Линдсей. Просто другие водители всегда так говорят, когда видят яму на дороге. (Newsweek, 1988) |
| Some people think that physics was invented by Sir Francis Bacon, who was hit by an apple when he was sitting under a tree one day writing Shakespeare. | Некоторые полагают, что физику изобрёл сэр Фрэнсис Бэкон, коему в один прекрасный день упало на голову яблоко, когда он сидел под деревом и писал шекспировские пьесы. (E. Larrabee) |
| The way the story is written, the bishop's character too seems to lack a keystone. One thinks of Gaudi, who designed what was intended to be the largest cathedral in the world, then deliberately put the pews so close together that the congregation would be prevented from crossing their legs. | Композиция рассказа такова, что епископ тоже представляется персонажем, лишённым, так сказать, краеугольного камня. Невольно вспоминается архитектор Гауди: замыслив построить грандиознейший в мире собор, он намеренно расположил ряды сидений в нём так тесно, чтобы никто из прихожан не смог положить ногу на ногу. (International Herald Tribune, 1975) |
