***Детство Анатолия Мариенгофа прошло под сильнейшим влиянием отца. В обширных мемуарах писателя, созданных во второй половине столетия, отцу отводилась роль наиболее здравомыслящего и тонкого человека среди всего тогдашнего окружения Анатолия, да и среди позднейших знакомств. Борис Михайлович участвовал и в формировании литературного вкуса сына. Одно из первых произведений Мариенгофа «Гимн гетере», написанное в 12 лет под огромным влиянием Александра Блока, было оценено отцом, как «что-то лампадное… семинарское…». «Назови: «Гимн бляди», – посоветовал он. – По крайней мере, по-русски будет». ***

а ведь и правда, отец был тонкий человек!

мне запало "помог облеванной пьяной нищенке подняться на ноги, но после этого брезгливо стянул дорогие лайковые перчатки и бросил в грязь"
(опять по памяти, и деже не уверен - про Мариенгофа-пэра или Шаляпина. но это не так уж и важно)

когда кальвинисты-сорбонцы громили иезуитов, "мы" эякулировали на тему "КазаньНаш", что было дальше - гугль подскажет))

Когда Ермак, альфа-самцово
Казань, как бык корову, взял,
Париж, казалось, клал основы
Того, что позже мир узнал.

Но "мы" всё пёрли, и сверхновой
Взорвалась Русь, мир озарив.
Переложили мы основы,
Кровавым цветом обагрив.

Забив на бал, любили пляски:
Зачем французский поцелуй,
От Балтики коль до Аляски
Царит здоровый русский хуй?

Но круг замкнулся, и сгорела
Руси сверхновая звезда,
Туманностью, как пыль, осела,
И уж не прётся никуда...

Мы тырим лишь, лежит что плохо,
Довольны тем, что Бог послал,
И с грустью зрим Царя-Гороха...
О, свадебный наш генерал...

Спасибо, всё прошло.

Но мерзость, однажды проявленная, мерзостью и останется, и унесет её мерзавец и в гроб, и в потомстово, и в пекло новогоднее.
так уж устроено
не нами.

Давно ли покупали календарь,
а вот уже почти перелистали,
и вот уже на прежнем пьедестале
себе воздвигли новый календарь
и он стоит, как новый государь,
чей норов до поры еще неведом,
и подданным пока не угадать,
дарует ли он мир и благодать,
а, может быть, проявится не в этом.
Ах, государь мой, новый календарь,
три с половиной сотни, чуть поболе,
страниц надежды, радости и боли,
спрессованная стопочка листов,
билетов именных и пропусков
на право беспрепятственного входа
под своды наступающего года,
где точно обозначены уже
часы восхода и часы захода
рожденья чей-то день и день ухода
туда, где больше нет календарей,
и нет ни декабрей, ни январей,
а все одно и то же время года.
Ах, Государь мой, новый календарь!
Что б ни было, пребуду благодарен
за каждый лист, что будет мне тобой подарен,
за каждый день такой-то и такой
из них, что мне бестрепетной рукой
отсчитаны и строго, и бесстрастно.
...И снова первый лист перевернуть -
как с берега высокого нырнуть
в холодное бегущее пространство.

Юрий Левитанский