... почти у всех важных технологических достижений современной жизни были многочисленные...? в истории их происхождения.

См. здесь контекст.

The multiple

Related to the adjacent possible is what Johnson calls “the multiple”. It’s the observation that many breakthroughs of recent time have had variants of it “lurking somewhere in its origin story”. For example, Dean Von Kleist and Cuneus of Leyden had invented the electrical battery independently of one another between 1745-46. We find similar stories in the steam engine, the radio and other inventions across history. As Johnson puts it: “Good ideas are not conjured out of thin air; they are built out of a collection of existing parts”.

If this seems completely obvious, consider, Johnson says, how it explains the otherwise spooky phenomenon of the "multiple" – the way certain inventions or discoveries occur in several places simultaneously, apparently by chance. Sun-spots were discovered in 1611 by four different scientists in four different countries; electrical batteries were invented twice, separately, one year apart. (Similar things happened in the earliest days of the steam engine and telephone.) People have tried to explain this using vague terms such as the "zeitgeist", or of certain ideas just being "in the air". But there's a simpler possibility, which is that the innovation in question had simply become part of the adjacent possible. Good ideas, as Johnson puts it, "are built out of a collection of existing parts", both literally and metaphorically speaking. Take the isolation of oxygen as a component of air, which was another multiple. It couldn't have happened before the invention of ultra-sensitive weighing scales. But it also couldn't have happened before the birth of the idea that air is something, rather than nothing, and that it might be made up of gases.

Случается, что среда уже бывает настолько «подогрета» (и догадками, и инструментами), что не сделать сопутствующее открытие уже просто нельзя. Вспомните, сколько споров было о том, кто же в действительности открыл радио, паровую машину, телеграф? Так происходят множественные открытия, когда несколько независимо работающих ученых практически одновременно приходят к одному и тому же решению.

lurking (noun)

The act of one who lurks.

Synonyms:

ambush, hiding, concealment, cover, camouflage, lying in wait.

Не знаю, какое точное слово подобрать, но по смыслу "долгие ожидания своего часа"

И что можно сказать, когда, например, рука, кажущаяся таким покорным инструментом мозга, вдруг напрочь отказывается выводить имя главного героя романа и вместо него упорно пишет другое?

Не следует ли в этом случае остановиться и спросить себя, я ли это творю на самом деле или воображение — это не более чем магический аппарат, подобной тому, что в технике называют антенной?

В конце концов, мне ничего не оставалось делать, как подчиниться влиянию того, кто называл себя Христофор Таубеншлаг, отдаться его воле, одолжить ему, так сказать, для письма мою руку и вычеркнуть из книги все, что является плодом моих собственных замыслов.

Предположим, что этот Христофор Таубеншлаг — некая невидимая сущность, способная каким-то таинственным образом влиять на людей, находящихся в полном сознании, и подчинять их своей воле. Однако возникает вопрос, почему для описания истории своей жизни и пути своей духовной эволюции, он решил использовать именно меня?

Быть может, из тщеславия? Или чтобы из этого все же получился роман? Пусть каждый ответит на это сам. Мое же собственное мнение я оставлю при себе. Быть может, мой случай не является исключением, и этот Христофор Таубеншлаг завтра завладеет еще чьей-то рукой… Что кажется сегодня необычным, завтра может стать повседневным. Возможно, мы приближаемся к очень древнему, но в то же время вечному знанию:

Всё то, что происходит в мире, —

Веленье вечного закона,

И нет тщеславней заблужденья,

Чем мнить себя творцом событий.

Больше всего мне нравилась мысль: это нечто, водившее моей рукой, есть вечная, свободная, покоящаяся в себе самой и свободная от всякого образа и всякой формы сила… Но однажды утром, когда я проснулся после тяжелого сна без сновидений, сквозь полуприкрытые веки как живой образ этой ночи я увидел фигуру старого, седого, безбородого человека, очень высокого, но по-юношески стройного, и меня охватило чувство, которое не покидало меня весь день: «Должно быть, это и был сам Христофор Таубеншлаг». Подчас мне приходила в голову странная мысль: он живет вне времени и пространства и надзирает над наследием нашей жизни, когда смерть простирает к нам свою руку.

Густав Майринк — Белый Доминиканец

Роману ровно сто лет.