 |
|
Subject: Hilfe, Hilfe! Караул!
|
|
link 5.01.2007 22:29 |
|
признательностью за то, что он назначил их на их должности1. В Египте в четырнадцатом столетии до Р. Х. число образованных лиц, способных обслуживать развитую бюрократическую административную машину, составляло исключительно небольшой процент населения, и было бы невозможно найти для них заместителей, если бы они все были устранены. Войско было в таком же большом почете при Эхнатоне, как и в дни его предшественников» [97, с. 259]. Среди объективных факторов, определявших внутреннюю политику Эхнатона, нельзя обнаружите элементы борьбы между «консервативными» и «прогрессивными» тенденциями общественного развития. В частности, в религиозной сфере Эхнатон проводил борьбу со жречеством не потому, что оно было выразителем каких-то специфических, постоянно враждебных царской власти консервативных принципов, но прежде всего потому, что жречество было особой категорией влиятельного государственного чиновничества, по определенным мотивам неугодного [С. 181] фараону-реформатору. В данном случае мы полностью согласны с мнением С. Олдреда: «Идея о разделении функций между жречеством и администрацией является в действительности современной концепцией, а в Египте времени Нового царства эти два аспекта государственного управления были столь же неразрывно связаны, как и всегда. Все верховные жрецы в различных храмах Египта были всего лишь заместителями царя, и превосходство его позиции обнаруживается в той легкости, с которой Эхнатон оказался в состоянии довести богатое жречество Амуна до полной беспомощности и рассеять его за очень короткое время. Последующее объявление вне закона амарнских царей было декретировано не жрецами, хотя последние с радостью присоединились к низвержению еретика, но фараонами XIX династии, преследовавшими цель собственной легитимизации» [97, с. 258]. Во внутренней политике Эхнатона мы сталкиваемся с явлением совершенно особого порядка, впрочем весьма характерным для деспотических обществ с громоздкой, бюрократической структурой государственного управления. В подобных обществах – а к их числу, несомненно, может быть отнесен и древний Египет времени Эхнатона — административная машина u1075 государства, насчитывающая в своем составе огромное число чиновников различного ранга, способна в определенных обстоятельствах приобретать как бы самостоятельное положение не только по отношению к народу, над которым она возвышается как некая исполинская гора, но и по отношению к своему создателю и руководителю. Чрезмерно усилившись, эта административная машина начинает со временем оказывать воздействие и на того деспота, интересы которого она должна защищать. Возникает возможность «конфликта» между деспотом и его же собственной администрацией, «конфликта», который допускает разрешение в ту или иную сторону, но обычно заканчивается в пользу верховного суверена, причем в последнем случае естественно использование самых крайних, жестоких, варварских мер с целью подавления и приведения к покорности строптивых слуг деспота. Наиболее простым способом воздействия в подобных ситуациях на строптивых чиновников является замена их «новыми людьми», принципиально ничем не отличающимися от «старых», но зато всецело покорными выдвинувшему их владыке. Происходит своеобразная «чистка» административного аппарата, в ходе которой «старые», «укоренившиеся» на своих должностях и ставшие строптивыми чиновники заменяются «новыми», послушными функционерами, готовыми беспрекословно выполнять приказы своего господина. Ничего принципиально нового (тем более прогрессивного или демократического) в подобных административных «революциях» не проявляется и не может проявиться, поскольку так называемые «новые» администраторы со временем полностью уподобляются своим предшественникам, а вся [С. 182] государственная система остается |
|
link 5.01.2007 22:30 |
|
без изменений. В итоге «неизбежно» примирение «новых» деятелей со «старыми», и все общество в целом после какого-то периода резкой встряски продолжает идти старым путем 124 до очередного административного «взрыва», организуемого деспотом, подбирающим для себя более преданных слуг. Все это нам представляется весьма u1093 характерным для государственных образований, главу которых «ограничивала» лишь временами проявляющаяся строптивость (пусть даже робко выраженная) его же собственных слуг. Думается, что и в социальной основе «конфликта», потрясшего древнеегипетское общество при Эхнатоне, лежали те же факторы, почему и ход этого «конфликта» в целом соответствовал вышесказанному. Как писал С. Олдред, «с восстановлением старой государственной машины не могло произойти ничего иного, кроме возвращения к прежнему состоянию. Царские чиновники стали взяточниками и вымогателями как представители чрезмерно большой власти» [97, с. 259]. То, о чем шла речь выше, отвечало на вопрос о характере тех объективных факторов, которые определяли заинтересованность Эхнатона в проведении его реформы, отвечало на вопрос об объективном содержании его внутренней («социальной») политики. Не следует, однако, не замечать в действиях Эхнатона стимулирующее влияние и факторов субъективных, знание которых облегчает понимание того, почему именно Эхнатон решился и смог осуществить свою религиозную реформу. Не отрицая личных, несомненно, выдающихся качеств Эхнатона, не ставя под сомнение его энергию, твердость, искренность его религиозных убеждений и высокий интеллект, нам бы хотелось обратить внимание на некоторые обстоятельства его происхождения и частной, семейной жизни, способные, как нам представляется, прояснить его особую «подготовленность» к деятельности реформатора. Не будет, по нашему мнению, преувеличением сказать, что специфический психологический «настрой» Эхнатона, стимулировавший его реформаторскую активность, мог создаваться определенной необычностью, нетрадиционностью матримониальных связей как его самого, так и его ближайшего предшественника на престоле фараонов. Вопрос о том, как конструируется семья верховного правителя, каковы ее генетические корни, нельзя считать праздным и несущественным в тех случаях, когда имеется в виду общественная система, подчиненная строгим, освященным временем нормам организации, учитывать которые вынужден даже венчающий эту систему деспот. По этой причине нельзя не считаться с реальностью такой ситуации, когда именно из-за семейных взаимоотношений верховного властелина может вызревать конфликт между ним и подчиненной ему высшей знатью, конфликт, который обычно бывает тесно связан с возрастанием элементов деспотизма во всей, государственной системе. [С. 183] Последнее естественно, коль скоро разрешение этого конфликта в пользу верховного правителя требует его вознесения на недосягаемую высоту над всей контролируемой им государственной машиной, требует его максимального возвеличивания, с тем чтобы он мог противопоставить веем правилам «приличия» свою совершенно ни с чем не считающуюся волю2. Никто, конечно, не станет утверждать, что лишь сложность разрешения семейной проблемы вызвала у Эхнатона неприязнь к ревнителям традиции. Для этой неприязни, несомненно, существовали и другие причины, прежде всего желание освободиться от обременительного воздействия особо влиятельного старого столичного чиновничества, тесно связанного с идеологически и экономически могущественным культом Амуна-Ра, а также, может быть, расхождения в вопросах внешней политики между фараоном и столичной знатью, обусловленные заинтересованностью Эхнатона в поддержке войска, расквартированного в северных районах страны, преимущественно в Дельте. (Это обстоятельство могло, в частности, явиться стимулом для наблюдавшегося со времени Тутмоса IV поднятия авторитета северных религиозных культов3.) |
|
link 5.01.2007 22:34 |
|
Вероятно, существовали и какие-то иные, неизвестные нам причины, постепенно подготовившие тот конфликт между фараоном и старой столичной знатью, который определил реформаторскую деятельность Эхнатона. Все это, однако, не исключает возможности воздействия на вызревание этого конфликта и факторов матримониального 125 свойства4, коль скоро царственные семьи Эхнатона и его отца Аменхотепа III с точки зрения традиционных норм отличались явным своеобразием5. Так, Аменхотеп III, будучи сыном Тутмоса IV от неглавной жены Мутемуии [306, с. 165], для упрочения своих прав на престол вопреки традиции не женился на какой-либо из своих сводных сестер-наследниц, а предпочел сделать своей старшей женой Тейю — женщину явно незнатного происхождения, вызвав тем самым недовольство в определенных, консервативно настроенных кругах [306, с. 167]. Рожденный от не вполне достойного брака с Тейей его сын Аменхотеп IV (Эхнатон) также отказался сделать своей главной женой сводную сестру Сатамун, (т. е. Дочь Амуна), прочившуюся ему в супруги и уже получившую почетный титул «царская жена» [306, с. 170], а выбрал столь прославленную в наши дни Нефертити — женщину хотя и очень красивую, но с сомнительной родословной, относительно происхождения которой до сих пор нет единого мнения. И Аменхотеп III и Аменхотеп IV (Эхнатон)6 в выборе своих главных жен шли на разрыв с многовековой традицией, ставя тем самым свои царственные семьи в особое, не совсем легитимное положение в той государственной системе, которую они возглавляли. В свою очередь, новые родственники Аменхотепа III и его сына должны были ощущать зависть и неприязнь со стороны ревнителей ортодоксальных принципов, и потому [С. 184] они были заинтересованы в максимальном возвеличивании царской власти, с тем чтобы последняя могла «вознестись» над освященными временем требованиями «приличия». (Не случайно, несомненно, именно жены и новые, незнатные родственники Аменхотепа III и Эхнатона сыграли исключительно активную роль в реформационном движении.) Как известно, главная, старшая жена Аменхотепа III и мать Эхнатона, царица Тейя, была дочерью незнатных родителей. Ее отец, некто Иуйя, рядовой начальник отряда колесниц и провинциальный ахмимский жрец бога Мина, по-видимому, лишь в силу своих родственных связей с фараоном возвысился со временем до высокого придворного положения, характеризуемого громкими титулами, в том u1095 числе званием начальника лошадей (царя) и «отца бога» (т. е. в данном случае «тестя» бога — фараона Аменхотепа III). Не исключено, что Иуйя, хотя бы отчасти, был человеком сирийской крови, на это как будто указывает и необычное (для египтянина) звучание его имени [97, с. 44; 99, с. .30—31; 191, с. 1—2]. Мать царицы Тейи, носившая имя «Туйя», также скорее всего лишь благодаря своему высокому родству получила почетное звание «старшей гарема (певиц) Амуна-Ра, царя богов». Иуйя и Туйя в большом почете дожили до глубокой старости и были захоронены в Долине царей, в западной части Фив, где их гробницу в начале нашего столетия обнаружил Т. Девис [192]. |
|
link 5.01.2007 22:37 |
|
Эхнатон и Нефертити, двоюродные брат и сестра, близкие родственники со стороны семьи царицы Тейи (и ее отца Иуйи), с детских лет росли и воспитывались под большим влиянием брата царицы Эйи (дяди Эхнатона) и его жены Тейи (кормилицы и мачехи Нефертити). Дружба и любовь, утвердившиеся между детьми, один из которых был наследником престола, определили их отношения на долгие годы. Как жена Эхнатона и царица, Нефертити из соображений этикета не должна была упоминать о своем «худородном» отце Эйе (тем более это было неуместно отмечать другим лицам). Эхнатон также не счел нужным где-либо зафиксировать этот факт, а Эйя воздержался от ссылок на обстоятельство, хотя и лестное для него, но не совсем удобное для царственной четы. Многое из сказанного выше, конечно, лежит в сфере предположений. Однако беспочвенными эти предположения считать нельзя. Принятые нами гипотетичные выводы, сформулированные в современной египтологической литературе, посвященной Эхнатону и его времени, как мы полагаем, наилучшим образом объясняют и согласуют друг с другом все известные науке факты, и, как думается, достоверность этих фактов и соответствие их действительности весьма велики. Главное, что нам хотелось бы сейчас подчеркнуть, это несомненную специфичность царственных семей Аменхотепа III и его сына Аменхотепа IV, будущего Эхнатона, в известном u1089 смысле слова «образований», чужеродных той высшей знати, которая окружала царский двор. Возможно, именно в семье царицы Тейи, ее брата Эйи и их детей — Эхнатона и Нефертити, в семье, члены которой, ощущая свою 128 отчужденность и изоляцию, были тесно сплочены друг с другом11, и могла укорениться потребность в реформе, которая [С. 188] в религиозном и политическом плане узаконила бы положение, в сущности, царственных parvenus12. Неудивительно, если в подобных обстоятельствах у членов этой семьи возник именно тот субъективный психологический настрой, который способен был под воздействием каких-либо конкретных, даже случайных факторов, «трений» и «эксцессов» подтолкнуть Эхнатона (точнее, Аменхотепа IV, поскольку Эхнатоном он назвал себя позднее) на начало реформаторской деятельности, направленной на максимальное религиозное и политическое возвышение авторитета царской власти, власти, вознесшейся над всеми многовековыми условностями. |
|
link 5.01.2007 22:38 |
|
Аменхотепа IV (Эхнатона) нельзя представлять себе только как человека «не от мира сего» — религиозного фанатика и мыслителя, якобы чуждого интересам реальной жизни. Несмотря на философски умозрительную окрашенность своего интеллекта, Эхнатон явно был и весьма здравомыслящим политиком и энергичным, решительным, властным администратором, быстрый успех деятельности которого в значительной мере был его личной заслугой. Религиозная реформа Эхнатона, как бы высоко ни оценивать ее в философском плане, несомненно, имела политическую подоплеку и политическую цель, поскольку ее основной задачей было идеологическое обоснование политических устремлений фараона-деспота. В религии солнцепочитания, декларированной реформатором, в религии Атона — видимого образа могучего солнца, прослеживаются два этапа развития. На первом этапе в религии Атона ощущается сходство с традиционными солнечными культами, в частности сходство с культом Ра-Горахте. На, втором этапе, с 9-го года царствования Эхнатона, начинает господствовать наиболее интересная и политически заостренная особенность нового религиозного учения: не просто монотеистический отказ от почитания каких-либо богов, помимо Атона, но и отказ от самого понятия «бог», замененного понятием «царь». Эхнатон «воцарил» своего отца Атона, снабдил его полной царской титулатурой, стал окружать в текстах имена Атона-царя картушами, ввел датировку по годам «правления» царственного солнца. Высшая ирреальная субстанция, чья сущность могла конструироваться не иначе как по образу реального земного владыки-царя, в учении Эхнатона потеряла наименование «бог». В итоге единственный небесный «царь» Атон, «отец» единственного земного царя — Эхнатона, оказался совершенно одного «достоинства» со своим «отпрыском» — фараоном. Эхнатон провозгласил себя «одной породы» со своим царственным солнечным «родителем», почитать которого мог только он. Однако это почитание в данной случае приобрело сугубо «семейный» характер и свидетельствовало не столько о подчиненности Эхнатона [С. 189] Атону, сколько об особой «качественной» близости их друг другу. Авторитет Эхнатона как правителя вознесся, таким образом, на исключительную высоту, поскольку, «воцарив» Атона, он тем самым, по существу, максимально «обожествил» caмого себя, полностью уподобив себя высшей небесной ирреальной субстанции13. |