 |
Reading room | Edgar Allan Poe | William Wilson | 📋 | 📖 | 🔀 | English ⇄ Russian
What say of it?
| «Что скажет совесть, |
what say of CONSCIENCE grim, That spectre in my path? —
| Злой призрак да моем пути?» |
Chamberlayne’s Pharronida.
| Чемберлен. «Фаронида» |
Let me call myself, for the present, William Wilson.
| Позвольте мне на сей раз назваться Вильямом Вильсоном. |
The fair page now lying before me need not be sullied with my real appellation.
| Нет нужды пятнать своим настоящим именем чистый лист бумаги, что лежит сейчас передо мною. |
This has been already too much an object for the scorn—for the horror—for the detestation of my race.
| Имя это внушило людям слишком сильное презрение, ужас, ненависть. |
To the uttermost regions of the globe have not the indignant winds bruited its unparalleled infamy?
| Ведь негодующие ветры уже разнесли по всему свету молву о неслыханном моем позоре. |
Oh, outcast of all outcasts most abandoned!—
| О, низкий из низких, всеми отринутый! |
!—to the earth art thou not forever dead? to its honors, to its flowers, to its golden aspirations?—
| Разве не потерян ты навек для всего сущего, для земных почестей, и цветов, и благородных стремлений? |
?—and a cloud, dense, dismal, and limitless, does it not hang eternally between thy hopes and heaven?
| И разве не скрыты от тебя навек небеса бескрайней непроницаемой и мрачной завесой? |
I would not, if I could, here or to-day, embody a record of my later years of unspeakable misery, and unpardonable crime.
| Я предпочёл бы, если можно, не рассказывать здесь сегодня о своей жизни в последние годы, о невыразимом моем несчастье и неслыханном злодеянии. |
This epoch—these later years—took unto themselves a sudden elevation in turpitude, whose origin alone it is my present purpose to assign.
| В эту пору моей жизни, в последние эти годы я вдруг особенно преуспел в бесчестье, об истоках которого единственно и хотел здесь поведать. |
Men usually grow base by degrees.
| Негодяем человек обычно становится постепенно. |
From me, in an instant, all virtue dropped bodily as a mantle.
| С меня же вся добродетель спала в один миг, точно плащ. |
From comparatively trivial wickedness I passed, with the stride of a giant, into more than the enormities of an Elah-Gabalus.
| От сравнительно мелких прегрешений я гигантскими шагами перешёл к злодействам, достойным Гелиогабала. |
What chance—what one event brought this evil thing to pass, bear with me while I relate.
| Какой же случай, какое событие виной этому недоброму превращению? Вооружись терпеньем, читатель, я обо всем расскажу своим чередом. |
Death approaches; and the shadow which foreruns him has thrown a softening influence over my spirit.
| Приближается смерть, и тень её, неизменная её предвестница, уже пала на меня и смягчила мою душу. |
I long, in passing through the dim valley, for the sympathy—I had nearly said for the pity—of my fellow men.
| Переходя в долину теней, я жажду людского сочувствия, чуть было не сказал – жалости. |
I would fain have them believe that I have been, in some measure, the slave of circumstances beyond human control.
| О, если бы мне поверили, что в какой-то мере я был рабом обстоятельств, человеку не подвластных. |
I would wish them to seek out for me, in the details I am about to give, some little oasis of fatality amid a wilderness of error.
| Пусть бы в подробностях, которые я расскажу, в пустыне заблуждений они увидели крохотный оазис рока. |
I would have them allow—what they cannot refrain from allowing—that, although temptation may have erewhile existed as great, man was never thus, at least, tempted before—certainly, never thus fell.
| Пусть бы они признали, – не могут они этого не признать, – что хотя соблазны, быть может, существовали и прежде, но никогда ещё человека так не искушали и, конечно, никогда он не падал так низко. |
And is it therefore that he has never thus suffered?
| И уж не потому ли никогда он так тяжко не страдал? |
Have I not indeed been living in a dream?
| Разве я не жил как в дурном сне? |
And am I not now dying a victim to the horror and the mystery of the wildest of all sublunary visions?
| И разве умираю я не жертвой ужаса, жертвой самого непостижимого, самого безумного из всех подлунных видений? |
I am the descendant of a race whose imaginative and easily excitable temperament has at all times rendered them remarkable; and, in my earliest infancy, I gave evidence of having fully inherited the family character.
| Я принадлежу к роду, который во все времена отличался пылкостью нрава и силой воображения, и уже в раннем детстве доказал, что полностью унаследовал эти черты. |
As I advanced in years it was more strongly developed; becoming, for many reasons, a cause of serious disquietude to my friends, and of positive injury to myself.
| С годами они проявлялись все определённее, внушая, по многим причинам, серьезную тревогу моим друзьям и принося безусловный вред мне самому. |
I grew self-willed, addicted to the wildest caprices, and a prey to the most ungovernable passions.
| Я рос своевольным сумасбродом, рабом самых диких прихотей, игрушкой необузданных страстей. |
Weak-minded, and beset with constitutional infirmities akin to my own, my parents could do but little to check the evil propensities which distinguished me.
| Родители мои, люди недалёкиё и осаждаемые теми же наследственными недугами, что и я, не способны были пресечь мои дурные наклонности. |
Some feeble and ill-directed efforts resulted in complete failure on their part, and, of course, in total triumph on mine.
| Немногие робкие и неумелые их попытки окончились совершеннейшей неудачей и, разумеется, полным моим торжеством. |
Thenceforward my voice was a household law; and at an age when few children have abandoned their leading-strings, I was left to the guidance of my own will, and became, in all but name, the master of my own actions.
| С тех пор слово моё стало законом для всех в доме, и в том возрасте, когда ребёнка обыкновенно ещё водят на помочах, я был всецело предоставлен самому себе и всегда и во всем поступал как мне заблагорассудится. |
My earliest recollections of a school-life, are connected with a large, rambling, Elizabethan house, in a misty-looking village of England, where were a vast number of gigantic and gnarled trees, and where all the houses were excessively ancient.
| Самые ранние мои школьные воспоминания связаны с большим, несуразно построенным домом времён королевы Елизаветы, в туманном сельском уголке, где росло множество могучих шишковатых деревьев и все дома были очень старые. |
In truth, it was a dream-like and spirit-soothing place, that venerable old town.
| Почтенное и древнее селение это было местом поистине сказочно мирным и безмятежным. |
At this moment, in fancy, I feel the refreshing chilliness of its deeply-shadowed avenues, inhale the fragrance of its thousand shrubberies, and thrill anew with undefinable delight, at the deep hollow note of the church-bell, breaking, each hour, with sullen and sudden roar, upon the stillness of the dusky atmosphere in which the fretted Gothic steeple lay imbedded and asleep.
| Вот я пишу сейчас о нем и вновь ощущаю свежесть и прохладу его тенистых аллей, вдыхаю аромат цветущего кустарника и вновь трепещу от неизъяснимого восторга, заслышав глухой в низкий звон церковного колокола, что каждый час нежданно и гулко будит тишину и сумрак погруженной в дрёму готической резной колокольни. |
It gives me, perhaps, as much of pleasure as I can now in any manner experience, to dwell upon minute recollections of the school and its concerns.
| Я перебираю в памяти мельчайшие подробности школьной жизни, всего, что с ней связано, и воспоминания эти радуют меня, насколько я ещё способен радоваться. |
Steeped in misery as I am—misery, alas!
| Погруженному в пучину страдания, страдания, увы! |
only too real—I shall be pardoned for seeking relief, however slight and temporary, in the weakness of a few rambling details.
| слишком неподдельного, мне простятся поиски утешения, пусть слабого и мимолётного, в случайных беспорядочных подробностях. |
These, moreover, utterly trivial, and even ridiculous in themselves, assume, to my fancy, adventitious importance, as connected with a period and a locality when and where I recognise the first ambiguous monitions of the destiny which afterwards so fully overshadowed me.
| Подробности эти, хотя и весьма обыденные и даже смешные сами по себе, особенно для меня важны, ибо они связаны с той порою, когда я различил первые неясные предостережения судьбы, что позднее полностью мною завладела, с тем местом, где все это началось. |
Let me then remember.
| Итак, позвольте мне перейти к воспоминаниям. |
The house, I have said, was old and irregular.
| Дом, как я уже сказал, был старый и нескладный. |
The grounds were extensive, and a high and solid brick wall, topped with a bed of mortar and broken glass, encompassed the whole.
| Двор – обширный, окружённый со всех сторон высокой и массивной кирпичной оградой, верх которой был утыкан битым стеклом. |
This prison-like rampart formed the limit of our domain; beyond it we saw but thrice a week—once every Saturday afternoon, when, attended by two ushers, we were permitted to take brief walks in a body through some of the neighbouring fields—and twice during Sunday, when we were paraded in the same formal manner to the morning and evening service in the one church of the village.
| Эти, совсем тюремные, стены ограничивали наши владения, мы выходили за них всего трижды в неделю – по субботам после полудня, когда нам разрешали выйти всем вместе в сопровождении двух наставников на недолгую прогулку по соседним полям, и дважды по воскресеньям, когда нас, так же строем, водили к утренней и вечерней службе в сельскую церковь. |
Of this church the principal of our school was pastor.
| Священником в этой церкви был директор нашего пансиона. |
With how deep a spirit of wonder and perplexity was I wont to regard him from our remote pew in the gallery, as, with step solemn and slow, he ascended the pulpit!
| В каком глубоком изумлении, в каком смущении пребывала моя душа, когда с нашей далёкой скамьи на хорах я смотрел, как медленно и величественно он поднимается на церковную кафедру! |
This reverend man, with countenance so demurely benign, with robes so glossy and so clerically flowing, with wig so minutely powdered, so rigid and so vast,—-could this be he who, of late, with sour visage, and in snuffy habiliments, administered, ferule in hand, the Draconian laws of the academy?
| Неужто этот почтенный проповедник, с лицом столь благолепно милостивым, в облачении столь пышном, столь торжественно ниспадающем до полу, – в парике, напудренном столь тщательно, таком большом и внушительном, – неужто это он, только что сердитый и угрюмый, в обсыпанном нюхательным табаком сюртуке, с линейкой в руках, творил суд и расправу по драконовским законам нашего заведения? |
Oh, gigantic paradox, too utterly monstrous for solution!
| О, безмерное противоречие, ужасное в своей непостижимости! |
At an angle of the ponderous wall frowned a more ponderous gate.
| Из угла массивной ограды, насупясь, глядели ещё более массивные ворота. |
It was riveted and studded with iron bolts, and surmounted with jagged iron spikes.
| Они были усажены множеством железных болтов и увенчаны острыми железными зубьями. |
What impressions of deep awe did it inspire!
| Какой глубокий благоговейный страх они внушали! |
It was never opened save for the three periodical egressions and ingressions already mentioned; then, in every creak of its mighty hinges, we found a plenitude of mystery—a world of matter for solemn remark, or for more solemn meditation.
| Они всегда были на запоре, кроме тех трёх наших выходов, о которых уже говорилось, и тогда в каждом скрипе их могучих петель нам чудились всевозможные тайны – мы находили великое множество поводов для сумрачных замечаний и ещё более сумрачных раздумий. |
The extensive enclosure was irregular in form, having many capacious recesses.
| Владения наши имели неправильную форму, и там было много уединенных площадок. |
Of these, three or four of the largest constituted the play-ground.
| Три-четыре самые большие предназначались для игр. |
It was level, and covered with fine hard gravel.
| Они были ровные, посыпаны крупным песком и хорошо утрамбованы. |
I well remember it had no trees, nor benches, nor anything similar within it.
| Помню, там не было ни деревьев, ни скамеек, ничего. И располагались они, разумеется, за домом. |
Of course it was in the rear of the house. In front lay a small parterre, planted with box and other shrubs, but through this sacred division we passed only upon rare occasions indeed—such as a first advent to school or final departure thence, or perhaps, when a parent or friend having called for us, we joyfully took our way home for the Christmas or Midsummer holidays.
| А перед домом был разбит небольшой цветник, обсаженный вечнозелёным самшитом и другим кустарником, но по этой запретной земле мы проходили только в самых редких случаях – когда впервые приезжали в школу, или навсегда её покидали, или, быть может, когда за нами заезжали родители или друзья и мы радостно отправлялись под отчий кров на рождество или на летние вакации. |
But the house!—
| Но дом! |
!—how quaint an old building was this!—
| Какое же это было причудливое старое здание! |
!—to me how veritably a palace of enchantment!
| Мне он казался поистине заколдованным замком! |
There was really no end to its windings—to its incomprehensible subdivisions.
| Сколько там было всевозможных запутанных переходов, сколько самых неожиданных уголков и закоулков. |
It was difficult, at any given time, to say with certainty upon which of its two stories one happened to be.
| Там никогда нельзя было сказать с уверенностью, на каком из двух этажей вы сейчас находитесь. |
From each room to every other there were sure to be found three or four steps either in ascent or descent.
| Чтобы попасть из одной комнаты в другую, надо было непременно подняться или спуститься по двум или трем ступенькам. |
Then the lateral branches were innumerable—inconceivable—and so returning in upon themselves, that our most exact ideas in regard to the whole mansion were not very far different from those with which we pondered upon infinity.
| Коридоров там было великое множество, и они так разветвлялись и петляли, что, сколько ни пытались мы представить себе в точности расположение комнат в нашем доме, представление это получалось не отчётливей, чем наше понятие о бесконечности. |
During the five years of my residence here, I was never able to ascertain with precision, in what remote locality lay the little sleeping apartment assigned to myself and some eighteen or twenty other scholars.
| За те пять лет, что я провёл там, я так и не сумел точно определить, в каком именно отдаленном уголке расположен тесный дортуар, отведённый мне и ещё восемнадцати или двадцати делившим его со мной ученикам. |
The school-room was the largest in the house—I could not help thinking, in the world.
| Классная комната была самая большая в здании и, как мне тогда казалось, во всем мире. |
It was very long, narrow, and dismally low, with pointed Gothic windows and a ceiling of oak.
| Она была очень длинная, узкая, с гнетуще низким дубовым потолком и стрельчатыми готическими окнами. |
In a remote and terror-inspiring angle was a square enclosure of eight or ten feet, comprising the sanctum, “during hours,” of our principal, the Reverend Dr. Bransby.
| В дальнем, внушающем страх углу было отгорожено помещение футов в восемь – десять – кабинет нашего директора, преподобного доктора Брэнсби. |
It was a solid structure, with massy door, sooner than open which in the absence of the “Dominie,” we would all have willingly perished by the peine forte et dure..
| И в отсутствие хозяина мы куда охотней погибли бы под самыми страшными пытками, чем переступили бы порог этой комнаты, отделенной от нас массивной дверью. |
In other angles were two other similar boxes, far less reverenced, indeed, but still greatly matters of awe. One of these was the pulpit of the “classical” usher, one of the “English and mathematical.”
| Два другие угла были тоже отгорожены, и мы взирали на них с куда меньшим почтением, но, однако же, с благоговейным страхом. |
Interspersed about the room, crossing and recrossing in endless irregularity, were innumerable benches and desks, black, ancient, and time-worn, piled desperately with much-bethumbed books, and so beseamed with initial letters, names at full length, grotesque figures, and other multiplied efforts of the knife, as to have entirely lost what little of original form might have been their portion in days long departed.
| В одном пребывал наш преподаватель древних языков и литературы, в другом – учитель английского языка и математики. По всей комнате, вдоль и поперёк, в беспорядке стояли многочисленные скамейки и парты – чёрные, ветхие, заваленные грудами захватанных книг и до того изуродованные инициалами, полными именами, нелепыми фигурами и множеством иных проб перочинного ножа, что они вовсе лишились своего первоначального, хоть сколько-нибудь пристойного вида. |
A huge bucket with water stood at one extremity of the room, and a clock of stupendous dimensions at the other.
| В одном конце комнаты стояло огромное ведро с водой, в другом весьма внушительных размеров часы. |
Encompassed by the massy walls of this venerable academy, I passed, yet not in tedium or disgust, the years of the third lustrum of my life.
| В массивных стенах этого почтенного заведения я провёл (притом без скуки и отвращения) третье пятилетие своей жизни. |
The teeming brain of childhood requires no external world of incident to occupy or amuse it; and the apparently dismal monotony of a school was replete with more intense excitement than my riper youth has derived from luxury, or my full manhood from crime.
| Голова ребёнка всегда полна; чтобы занять его или развлечь, вовсе не требуются события внешнего мира, и унылое однообразие школьного бытия было насыщено для меня куда более напряженными волнениями, чем те, какие в юности я черпал из роскоши, а в зрелые годы – из преступления. |
Yet I must believe that my first mental development had in it much of the uncommon—even much of the outré.. Upon mankind at large the events of very early existence rarely leave in mature age any definite impression.
| Однако в моем духовном развитии ранней поры было, по-видимому, что-то необычное, что-то outre События самых ранних лет жизни редко оставляют в нашей душе столь заметный след, чтобы он сохранился и в зрелые годы. |
All is gray shadow—a weak and irregular remembrance—an indistinct regathering of feeble pleasures and phantasmagoric pains.
| Они превращаются обычно лишь в серую дымку, в неясное беспорядочное воспоминание – смутное скопище малых радостей и невообразимых страданий. |
With me this is not so.
| У меня же все по-иному. |
In childhood I must have felt with the energy of a man what I now find stamped upon memory in lines as vivid, as deep, and as durable as the exergues of the Carthaginian medals.
| Должно быть, в детстве мои чувства силою не уступали чувствам взрослого человека, и в памяти моей все события запечатлелись столь же отчётливо, глубоко и прочно, как надписи на карфагенских монетах. |
Yet in fact—in the fact of the world’s view—how little was there to remember!
| Однако же, с общепринятой точки зрения, как мало во всем этом такого, что стоит помнить! |
The morning’s awakening, the nightly summons to bed; the connings, the recitations; the periodical half-holidays, and perambulations; the play-ground, with its broils, its pastimes, its intrigues;—these, by a mental sorcery long forgotten, were made to involve a wilderness of sensation, a world of rich incident, an universe of varied emotion, of excitement the most passionate and spirit-stirring.
| Утреннее пробуждение, ежевечерние призывы ко сну; зубрёжка, ответы у доски; праздничные дни; прогулки; площадка для игр – стычки, забавы, обиды и козни; все это, по волшебной и давно уже забытой магии духа, в ту пору порождало множество чувств, богатый событиями мир, вселенную разнообразных переживаний, волнений самых пылких и будоражащих душу. |
Oh, le bon temps, que ce siècle de fer! ”
| се siecle de fer!» |
In truth, the ardor, the enthusiasm, and the imperiousness of my disposition, soon rendered me a marked character among my schoolmates, and by slow, but natural gradations, gave me an ascendancy over all not greatly older than myself;—over all with a single exception.
| И в самом деле, пылкость, восторженность и властность моей натуры вскоре выделили меня среди моих однокашников и неспешно, но с вполне естественной неуклонностью подчинили мне всех, кто был немногим старше меня летами – всех, за исключением одного. |
This exception was found in the person of a scholar, who, although no relation, bore the same Christian and surname as myself;—a circumstance, in fact, little remarkable; for, notwithstanding a noble descent, mine was one of those everyday appellations which seem, by prescriptive right, to have been, time out of mind, the common property of the mob. In this narrative I have therefore designated myself as William Wilson,—a fictitious title not very dissimilar to the real.
| Исключением этим оказался ученик, который, хотя и не состоял со мною в родстве, звался, однако, так же, как и я, – обстоятельство само по себе мало примечательное, ибо, хотя я и происхожу из рода знатного, имя и фамилия у меня самые заурядные, каковые – так уж повелось с незапамятных времён – всегда были достоянием простонародья. |
My namesake alone, of those who in school phraseology constituted “our set,” presumed to compete with me in the studies of the class—in the sports and broils of the play-ground—to refuse implicit belief in my assertions, and submission to my will—indeed, to interfere with my arbitrary dictation in any respect whatsoever.
| Оттого в рассказе моем я назвался Вильямом Вильсоном, – вымышленное это имя очень схоже с моим настоящим. Среди тех, кто, выражаясь школьным языком, входил в «нашу компанию», единственно мой тёзка позволял себе соперничать со мною в классе, в играх и стычках на площадке, позволял себе сомневаться в моих суждениях и не подчиняться моей воле – иными словами, во всем, в чем только мог, становился помехой моим деспотическим капризам. |
If there is on earth a supreme and unqualified despotism, it is the despotism of a master-mind in boyhood over the less energetic spirits of its companions.
| Если существует на свете крайняя, неограниченная власть, – это власть сильной личности над более податливыми натурами сверстников в годы отрочества. |
Wilson’s rebellion was to me a source of the greatest embarrassment; the more so as, in spite of the bravado with which in public I made a point of treating him and his pretensions, I secretly felt that I feared him, and could not help thinking the equality which he maintained so easily with myself, a proof of his true superiority; since not to be overcome cost me a perpetual struggle.
| Бунтарство Вильсона было для меня источником величайших огорчений; в особенности же оттого, что, хотя на людях я взял себе за правило пренебрегать им и его притязаниями, втайне я его страшился, ибо не мог не думать, что лёгкость, с какою он оказывался со мною вровень, означала истинное его превосходство, ибо первенство давалось мне нелегко. |
Yet this superiority—even this equality—was in truth acknowledged by no one but myself; our associates, by some unaccountable blindness, seemed not even to suspect it.
| И однако его превосходства или хотя бы равенства не замечал никто, кроме меня; товарищи наши по странной слепоте, казалось, об этом и не подозревали. |
Indeed, his competition, his resistance, and especially his impertinent and dogged interference with my purposes, were not more pointed than private.
| Соперничество его, противодействие и в особенности дерзкое и упрямое стремление помешать были скрыты от всех глаз и явственны для меня лишь одного. |
He appeared to be destitute alike of the ambition which urged, and of the passionate energy of mind which enabled me to excel.
| По-видимому, он равно лишен был и честолюбия, которое побуждало меня к действию, и страстного нетерпения ума, которое помогало мне выделиться. |
In his rivalry he might have been supposed actuated solely by a whimsical desire to thwart, astonish, or mortify myself; although there were times when I could not help observing, with a feeling made up of wonder, abasement, and pique, that he mingled with his injuries, his insults, or his contradictions, a certain most inappropriate, and assuredly most unwelcome affectionateness of manner.
| Можно было предположить, что соперничество его вызывалось единственно прихотью, желанием перечить мне, поразить меня или уязвить; хотя, случалось, я замечал со смешанным чувством удивления, унижения и досады, что, когда он и прекословил мне, язвил и оскорблял меня, во всем этом сквозила некая совсем уж неуместная и непрошеная нежность. |
I could only conceive this singular behavior to arise from a consummate self-conceit assuming the vulgar airs of patronage and protection.
| Странность эта проистекала, на мой взгляд, из редкостной самонадеянности, принявшей вид снисходительного покровительства и попечения. |
Perhaps it was this latter trait in Wilson’s conduct, conjoined with our identity of name, and the mere accident of our having entered the school upon the same day, which set afloat the notion that we were brothers, among the senior classes in the academy.
| Быть может, именно эта черта в поведении Вильсона вместе с одинаковой фамилией и с простой случайностью, по которой оба мы появились в школе в один и тот же день, навела старший класс нашего заведения на мысль, будто мы братья. |
These do not usually inquire with much strictness into the affairs of their juniors.
| Старшие ведь обыкновенно не очень-то вникают в дела младших. |
I have before said, or should have said, that Wilson was not, in the most remote degree, connected with my family.
| Я уже сказал или должен был сказать, что Вильсон не состоял с моим семейством ни в каком родстве, даже самом отдаленном. |
But assuredly if we had been brothers we must have been twins; for, after leaving Dr. Bransby’s, I casually learned that my namesake was born on the nineteenth of January, 1813—and this is a somewhat remarkable coincidence; for the day is precisely that of my own nativity.
| Но будь мы братья, мы бы, несомненно, должны были быть близнецами; ибо уже после того, как я покинул заведение мистера Брэнсби, я случайно узнал, что тёзка мой родился девятнадцатого января 1813 года, – весьма замечательное совпадение, ибо в этот самый день появился на свет и я. |
It may seem strange that in spite of the continual anxiety occasioned me by the rivalry of Wilson, and his intolerable spirit of contradiction, I could not bring myself to hate him altogether.
| Может показаться странным, что, хотя соперничество Вильсона и присущий ему несносный дух противоречия постоянно мне досаждали, я не мог заставить себя окончательно его возненавидеть. |
We had, to be sure, nearly every day a quarrel in which, yielding me publicly the palm of victory, he, in some manner, contrived to make me feel that it was he who had deserved it; yet a sense of pride on my part, and a veritable dignity on his own, kept us always upon what are called “speaking terms,” while there were many points of strong congeniality in our tempers, operating to awake me in a sentiment which our position alone, perhaps, prevented from ripening into friendship.
| Почти всякий день меж нами вспыхивали ссоры, и, публично вручая мне пальму первенства, он каким-то образом ухитрялся заставить меня почувствовать, что на самом деле она по праву принадлежит ему; но свойственная мне гордость и присущее ему подлинное чувство собственного достоинства способствовали тому, что мы, так сказать, «не раззнакомились», однако же нравом мы во многом были схожи, и это вызывало во мне чувство, которому, быть может, одно только необычное положение наше мешало обратиться в дружбу. |
It is difficult, indeed, to define, or even to describe, my real feelings towards him.
| Поистине нелегко определить или хотя бы описать чувства, которые я к нему питал. |
They formed a motley and heterogeneous admixture;—some petulant animosity, which was not yet hatred, some esteem, more respect, much fear, with a world of uneasy curiosity.
| Они составляли пёструю и разнородную смесь: доля раздражительной враждебности, которая ещё не стала ненавистью, доля уважения, большая доля почтения, немало страха и бездна тревожного любопытства. |
To the moralist it will be unnecessary to say, in addition, that Wilson and myself were the most inseparable of companions.
| Знаток человеческой души и без дополнительных объяснений поймёт, что мы с Вильсоном были поистине неразлучны. |
It was no doubt the anomalous state of affairs existing between us, which turned all my attacks upon him, (and they were many, either open or covert) into the channel of banter or practical joke (giving pain while assuming the aspect of mere fun) rather than into a more serious and determined hostility.
| Без сомнения, как раз причудливость наших отношений направляла все мои нападки на него (а было их множество – и открытых и завуалированных) в русло подтрунивания или грубоватых шуток (которые разыгрывались словно бы ради забавы, однако все равно больно ранили) и не давала отношениям этим вылиться в открытую враждебность. |
But my endeavours on this head were by no means uniformly successful, even when my plans were the most wittily concocted; for my namesake had much about him, in character, of that unassuming and quiet austerity which, while enjoying the poignancy of its own jokes, has no heel of Achilles in itself, and absolutely refuses to be laughed at.
| Но усилия мои отнюдь не всегда увенчивались успехом, даже если и придумано все было наиостроумнейшим образом, ибо моему тёзке присуща была та спокойная непритязательная сдержанность, у которой не сыщешь ахиллесовой пяты, и поэтому, радуясь остроте своих собственных шуток, он оставлял мои совершенно без внимания. |
I could find, indeed, but one vulnerable point, and that, lying in a personal peculiarity, arising, perhaps, from constitutional disease, would have been spared by any antagonist less at his wit’s end than myself;—my rival had a weakness in the faucal or guttural organs, which precluded him from raising his voice at any time above a very low whisper.
| Мне удалось обнаружить у него лишь одно уязвимое место, но то было особое его свойство, вызванное, вероятно, каким-то органическим заболеванием, и воспользоваться этим мог лишь такой зашедший в тупик противник, как я: у соперника моего были, видимо, слабые голосовые связки, и он не мог говорить громко, а только еле слышным шёпотом. |
Of this defect I did not fail to take what poor advantage lay in my power.
| И уж я не упускал самого ничтожного случая отыграться на его недостатке. |
Wilson’s retaliations in kind were many; and there was one form of his practical wit that disturbed me beyond measure.
| Вильсон находил множество случаев отплатить мне, но один из его остроумных способов досаждал мне всего более. |
How his sagacity first discovered at all that so petty a thing would vex me, is a question I never could solve; but, having discovered, he habitually practised the annoyance.
| Как ему удалось угадать, что такой пустяк может меня бесить, ума не приложу; но, однажды поняв это, он пользовался всякою возможностью мне досадить. |
I had always felt aversion to my uncourtly patronymic, and its very common, if not plebeian praenomen.
| Я всегда питал неприязнь к моей неизысканной фамилии и к чересчур заурядному, если не плебейскому имени. |
The words were venom in my ears; and when, upon the day of my arrival, a second William Wilson came also to the academy, I felt angry with him for bearing the name, and doubly disgusted with the name because a stranger bore it, who would be the cause of its twofold repetition, who would be constantly in my presence, and whose concerns, in the ordinary routine of the school business, must inevitably, on account of the detestable coincidence, be often confounded with my own.
| Они были ядом для моего слуха, и когда в день моего прибытия в пансион там появился второй Вильям Вильсон, я разозлился на него за то, что он носит это имя, и вдвойне вознегодовал на имя за то, что его носит кто-то ещё, отчего его станут повторять вдвое чаще, а тот, кому оно принадлежит, постоянно будет у меня перед глазами, и поступки его, неизбежные и привычные в повседневной школьной жизни, из-за отвратительного этого совпадения будут часто путать с моими. |
The feeling of vexation thus engendered grew stronger with every circumstance tending to show resemblance, moral or physical, between my rival and myself.
| Порождённая таким образом досада ещё усиливалась всякий раз, когда случай явственно показывал внутреннее или внешнее сходство меж моим соперником и мною. |
I had not then discovered the remarkable fact that we were of the same age; but I saw that we were of the same height, and I perceived that we were even singularly alike in general contour of person and outline of feature.
| В ту пору я ещё не обнаружил того примечательного обстоятельства, что мы были с ним одних лет; но я видел, что мы одного роста, и замечал также, что мы на редкость схожи телосложением и чертами лица. |
I was galled, too, by the rumor touching a relationship, which had grown current in the upper forms.
| К тому же я был уязвлен слухом, будто мы с ним в родстве, который распространился среди учеников старших классов. |
In a word, nothing could more seriously disturb me, (although I scrupulously concealed such disturbance,) than any allusion to a similarity of mind, person, or condition existing between us.
| Коротко говоря, ничто не могло сильней меня задеть (хотя я тщательно это скрывал), нежели любое упоминание о сходстве наших душ, наружности или обстоятельств. |
But, in truth, I had no reason to believe that (with the exception of the matter of relationship, and in the case of Wilson himself,) this similarity had ever been made a subject of comment, or even observed at all by our schoolfellows.
| Но сказать по правде, у меня не было причин думать, что сходство это обсуждали или хотя бы замечали мои товарищи; говорили только о нашем родстве. |
That he observed it in all its bearings, and as fixedly as I, was apparent; but that he could discover in such circumstances so fruitful a field of annoyance, can only be attributed, as I said before, to his more than ordinary penetration.
| А вот Вильсон явно замечал это во всех проявлениях, и притом столь же ревниво, как я; к тому же он оказался на редкость изобретателен на колкости и насмешки – это свидетельствовало, как я уже говорил, об его удивительной проницательности. |
His cue, which was to perfect an imitation of myself, lay both in words and in actions; and most admirably did he play his part. My dress it was an easy matter to copy; my gait and general manner were, without difficulty, appropriated; in spite of his constitutional defect, even my voice did not escape him.
| Его тактика состояла в том, чтобы возможно точнее подражать мне и в речах и в поступках; и здесь он достиг совершенства. Скопировать моё платье ничего не стоило; походку мою и манеру держать себя он усвоил без труда; и, несмотря на присущий ему органический недостаток, ему удавалось подражать даже моему голосу. |
My louder tones were, of course, unattempted, but then the key—it was identical; and his singular whisper, it grew the very echo of my own..
| Громко говорить он, разумеется, не мог, но интонация была та же; и сам его своеобразный шёпот стал поистине моим эхом. |
How greatly this most exquisite portraiture harassed me, (for it could not justly be termed a caricature,) I will not now venture to describe.
| Какие же муки причинял мне превосходный этот портрет (ибо по справедливости его никак нельзя было назвать карикатурой), мне даже сейчас не описать. |
I had but one consolation—in the fact that the imitation, apparently, was noticed by myself alone, and that I had to endure only the knowing and strangely sarcastic smiles of my namesake himself.
| Одно только меня утешало, – что подражание это замечал единственно я сам и терпеть мне приходилось многозначительные и странно язвительные улыбки одного только моего тёзки. |
Satisfied with having produced in my bosom the intended effect, he seemed to chuckle in secret over the sting he had inflicted, and was characteristically disregardful of the public applause which the success of his witty endeavours might have so easily elicited.
| Удовлетворенный тем, что вызвал в душе моей те самые чувства, какие желал, он, казалось, втайне радовался, что причинил мне боль, и решительно не ждал бурных аплодисментов, какие с лёгкостью мог принести ему его остроумно достигнутый успех. |
That the school, indeed, did not feel his design, perceive its accomplishment, and participate in his sneer, was, for many anxious months, a riddle I could not resolve.
| Но долгие беспокойные месяцы для меня оставалось неразрешимой загадкой, как же случилось, что в пансионе никто не понял его намерений, не оценил действий, а стало быть, не глумился с ним вместе. |
Perhaps the gradation of his copy rendered it not so readily perceptible; or, more possibly, I owed my security to the master air of the copyist, who, disdaining the letter, (which in a painting is all the obtuse can see,) gave but the full spirit of his original for my individual contemplation and chagrin.
| Возможно, постепенность, с которой он подделывался под меня, мешала остальным заметить, что происходит, или – это более вероятно – своею безопасностью я был обязан искусству подражателя, который полностью пренебрег чисто внешним сходством (а только его и замечают в портретах люди туповатые), зато, к немалой моей досаде, мастерски воспроизводил дух оригинала, что видно было мне одному. |
I have already more than once spoken of the disgusting air of patronage which he assumed toward me, and of his frequent officious interference with my will.
| Я уже не раз упоминал об отвратительном мне покровительственном тоне, который он взял в отношении меня, и о его частом назойливом вмешательстве в мои дела. |
This interference often took the ungracious character of advice; advice not openly given, but hinted or insinuated.
| Вмешательство его нередко выражалось в непрошеных советах; при этом он не советовал прямо и открыто, но говорил намёками, обиняками. |
I received it with a repugnance which gained strength as I grew in years.
| Я выслушивал эти советы с отвращением, которое год от году росло. |
Yet, at this distant day, let me do him the simple justice to acknowledge that I can recall no occasion when the suggestions of my rival were on the side of those errors or follies so usual to his immature age and seeming inexperience; that his moral sense, at least, if not his general talents and worldly wisdom, was far keener than my own; and that I might, to-day, have been a better, and thus a happier man, had I less frequently rejected the counsels embodied in those meaning whispers which I then but too cordially hated and too bitterly despised.
| Однако ныне, в столь далёкий от той поры день, я хотел бы отдать должное моему сопернику, признать хотя бы, что ни один его совет не мог бы привести меня к тем ошибкам и глупостям, какие столь свойственны людям молодым и, казалось бы, неопытным; что нравственным чутьём, если не талантливостью натуры и жизненной умудрённостью, он во всяком случае намного меня превосходил и что, если бы я не так часто отвергал его советы, сообщаемые тем многозначительным шёпотом, который тогда я слишком горячо ненавидел и слишком ожесточённо презирал, я, возможно, был бы сегодня лучше, а значит, и счастливей. |
As it was, I at length grew restive in the extreme under his distasteful supervision, and daily resented more and more openly what I considered his intolerable arrogance.
| Но при том, как все складывалось, под его постылым надзором я в конце концов дошёл до крайней степени раздражения и день ото дня все более открыто возмущался его, как мне казалось, несносной самонадеянностью. |
I have said that, in the first years of our connexion as schoolmates, my feelings in regard to him might have been easily ripened into friendship; but, in the latter months of my residence at the academy, although the intrusion of his ordinary manner had, beyond doubt, in some measure, abated, my sentiments, in nearly similar proportion, partook very much of positive hatred.
| Я уже говорил, что в первые годы в школе чувство моё к нему легко могло бы перерасти в дружбу; но в последние школьные месяцы, хотя навязчивость его, без сомнения, несколько уменьшилась, чувство моё почти в той же степени приблизилось к настоящей ненависти. |
Upon one occasion he saw this, I think, and afterwards avoided, or made a show of avoiding me.
| Как-то раз он, мне кажется, это заметил и после того стал избегать меня или делал вид, что избегает. |
It was about the same period, if I remember aright, that, in an altercation of violence with him, in which he was more than usually thrown off his guard, and spoke and acted with an openness of demeanor rather foreign to his nature, I discovered, or fancied I discovered, in his accent, his air, and general appearance, a something which first startled, and then deeply interested me, by bringing to mind dim visions of my earliest infancy—wild, confused and thronging memories of a time when memory herself was yet unborn.
| Если память мне не изменяет, примерно в это же самое время мы однажды крупно поспорили, и в пылу гнева он отбросил привычную осторожность и заговорил и повёл себя с несвойственной ему прямотой – и тут я заметил (а может быть, мне почудилось) в его речи, выражении лица, во всем облике нечто такое, что сперва испугало меня, а потом живо заинтересовало, ибо в памяти моей всплыли картины младенчества, – беспорядочно теснящиеся смутные воспоминания той далёкой поры, когда сама память ещё не родилась. |
I cannot better describe the sensation which oppressed me than by saying that I could with difficulty shake off the belief of my having been acquainted with the being who stood before me, at some epoch very long ago—some point of the past even infinitely remote.
| Лучше всего я передам чувство, которое угнетало меня в тот миг, если скажу, что не мог отделаться от ощущения, будто с человеком, который стоял сейчас передо мною, я был уже когда-то знаком, давным-давно, во времена бесконечно далёкиё. |
The delusion, however, faded rapidly as it came; and I mention it at all but to define the day of the last conversation I there held with my singular namesake.
| Иллюзия эта, однако, тотчас же рассеялась; и упоминаю я о ней единственно для того, чтобы обозначить день, когда я в последний раз беседовал со своим странным тёзкой. |
The huge old house, with its countless subdivisions, had several large chambers communicating with each other, where slept the greater number of the students.
| В громадном старом доме, с его бесчисленными помещениями, было несколько смежных больших комнат, где спали почти все воспитанники. |
There were, however, (as must necessarily happen in a building so awkwardly planned,) many little nooks or recesses, the odds and ends of the structure; and these the economic ingenuity of Dr. Bransby had also fitted up as dormitories; although, being the merest closets, they were capable of accommodating but a single individual. One of these small apartments was occupied by Wilson.
| Было там, однако (это неизбежно в столь неудобно построенном здании), много каморок, образованных не слишком разумно возведёнными стенами и перегородками; изобретательный директор доктор Брэнсби их тоже приспособил под дортуары, хотя первоначально они предназначались под чуланы и каждый мог вместить лишь одного человека. |
One night, about the close of my fifth year at the school, and immediately after the altercation just mentioned, finding every one wrapped in sleep, I arose from bed, and, lamp in hand, stole through a wilderness of narrow passages from my own bedroom to that of my rival.
| В такой вот спаленке помещался Вильсон. Однажды ночью, в конце пятого года пребывания в пансионе и сразу после только что описанной ссоры, я дождался, когда все погрузились в сон, встал и, с лампой в руке, узкими запутанными переходами прокрался из своей спальни в спальню соперника. |
I had long been plotting one of those ill-natured pieces of practical wit at his expense in which I had hitherto been so uniformly unsuccessful.
| Я уже давно замышлял сыграть с ним одну из тех злых и грубых шуток, какие до сих пор мне неизменно не удавались. |
It was my intention, now, to put my scheme in operation, and I resolved to make him feel the whole extent of the malice with which I was imbued.
| И вот теперь я решил осуществить свой замысел и дать ему почувствовать всю меру переполнявшей меня злобы. |
Having reached his closet, I noiselessly entered, leaving the lamp, with a shade over it, on the outside.
| Добравшись до его каморки, я оставил прикрытую колпаком лампу за дверью, а сам бесшумно переступил порог. |
I advanced a step, and listened to the sound of his tranquil breathing.
| Я шагнул вперёд и прислушался к спокойному дыханию моего тёзки. |
Assured of his being asleep, I returned, took the light, and with it again approached the bed.
| Уверившись, что он спит, я возвратился в коридор, взял лампу и с нею вновь приблизился к постели. |
Close curtains were around it, which, in the prosecution of my plan, I slowly and quietly withdrew, when the bright rays fell vividly upon the sleeper, and my eyes, at the same moment, upon his countenance.
| Она была завешена плотным пологом, который, следуя своему плану, я потихоньку отодвинул, – лицо спящего залил яркий свет, и я впился в него взором. |
I looked;—and a numbness, an iciness of feeling instantly pervaded my frame.
| Я взглянул – и вдруг оцепенел, меня обдало холодом. |
My breast heaved, my knees tottered, my whole spirit became possessed with an objectless yet intolerable horror.
| Грудь моя тяжело вздымалась, колени задрожали, меня объял беспричинный и, однако, нестерпимый ужас. |
Gasping for breath, I lowered the lamp in still nearer proximity to the face.
| Я перевёл дух и поднёс лампу ещё ближе к его лицу. Неужели это… |
Were these—these the lineaments of William Wilson?
| это лицо Вильяма Вильсона? |
I saw, indeed, that they were his, but I shook as if with a fit of the ague in fancying they were not.
| Я, конечно, видел, что это его лицо, и все же не мог этому поверить, и меня била лихорадочная дрожь. |
What was there about them to confound me in this manner?
| Что же в этом лице так меня поразило? |
I gazed;—while my brain reeled with a multitude of incoherent thoughts.
| Я смотрел, а в голове моей кружился вихрь беспорядочных мыслей. |
Not thus he appeared—assuredly not thus—in the vivacity of his waking hours.
| Когда он бодрствовал, в суете дня, он был не такой, как сейчас, нет, конечно, не такой. |
The same name!
| То же имя! |
the same contour of person!
| Те же черты! |
the same day of arrival at the academy!
| Тот же день прибытия в пансион! |
And then his dogged and meaningless imitation of my gait, my voice, my habits, and my manner!
| Да ещё упорное и бессмысленное подражание моей походке, голосу, моим привычкам и повадкам! |
Was it, in truth, within the bounds of human possibility, that what I now saw was the result, merely, of the habitual practice of this sarcastic imitation?
| Неужели то, что представилось моему взору, – всего лишь следствие привычных упражнений в язвительном подражании? |
Awe-stricken, and with a creeping shudder, I extinguished the lamp, passed silently from the chamber, and left, at once, the halls of that old academy, never to enter them again.
| Охваченный ужасом, я с трепетом погасил лампу, бесшумно выскользнул из каморки и в тот же час покинул стены старого пансиона, чтобы уже никогда туда не возвращаться. |
After a lapse of some months, spent at home in mere idleness, I found myself a student at Eton.
| После нескольких месяцев, проведённых дома в совершенной праздности, я был определён в Итон. |
The brief interval had been sufficient to enfeeble my remembrance of the events at Dr. Bransby’s, or at least to effect a material change in the nature of the feelings with which I remembered them.
| Короткого этого времени оказалось довольно, чтобы память о событиях, происшедших в пансионе доктора Брэнсби, потускнела, по крайней мере, я вспоминал о них с совсем иными чувствами. |
The truth—the tragedy—of the drama was no more.
| Все это больше не казалось таким подлинным и таким трагичным. |
I could now find room to doubt the evidence of my senses; and seldom called up the subject at all but with wonder at extent of human credulity, and a smile at the vivid force of the imagination which I hereditarily possessed.
| Я уже способен был усомниться в свидетельстве своих чувств, да и вспоминал все это не часто, и всякий раз удивлялся человеческому легковерию, и с улыбкой думал о том, сколь живое воображение я унаследовал от предков. |
Neither was this species of scepticism likely to be diminished by the character of the life I led at Eton.
| Характер жизни, которую я вёл в Итоне, нисколько не способствовал тому, чтобы у меня поубавилось подобного скептицизма. |
The vortex of thoughtless folly into which I there so immediately and so recklessly plunged, washed away all but the froth of my past hours, engulfed at once every solid or serious impression, and left to memory only the veriest levities of a former existence.
| Водоворот безрассудств и легкомысленных развлечений, в который я кинулся так сразу очертя голову, мгновенно смыл все, кроме пены последних часов, поглотил все серьезные, устоявшиеся впечатления, оставил в памяти лишь пустые сумасбродства прежнего моего существования. |
I do not wish, however, to trace the course of my miserable profligacy here—a profligacy which set at defiance the laws, while it eluded the vigilance of the institution.
| Я не желаю, однако, описывать шаг за шагом прискорбное распутство, предаваясь которому мы бросали вызов всем законам и ускользали от строгого ока нашего колледжа. |
Three years of folly, passed without profit, had but given me rooted habits of vice, and added, in a somewhat unusual degree, to my bodily stature, when, after a week of soulless dissipation, I invited a small party of the most dissolute students to a secret carousal in my chambers.
| Три года безрассудств протекли без пользы, у меня лишь укоренились порочные привычки, да я ещё как-то вдруг вырос и стал очень высок ростом; и вот однажды после недели бесшабашного разгула я пригласил к себе на тайную пирушку небольшую компанию самых беспутных своих приятелей. |
We met at a late hour of the night; for our debaucheries were to be faithfully protracted until morning.
| Мы собрались поздним вечером, ибо так уж у нас было заведено, чтобы попойки затягивались до утра. |
The wine flowed freely, and there were not wanting other and perhaps more dangerous seductions; so that the gray dawn had already faintly appeared in the east, while our delirious extravagance was at its height.
| Вино лилось рекой, и в других, быть может более опасных, соблазнах тоже не было недостатка; так что, когда на востоке стал пробиваться хмурый рассвет, сумасбродная наша попойка была ещё в самом разгаре. |
Madly flushed with cards and intoxication, I was in the act of insisting upon a toast of more than wonted profanity, when my attention was suddenly diverted by the violent, although partial unclosing of the door of the apartment, and by the eager voice of a servant from without.
| Отчаянно раскрасневшись от карт и вина, я упрямо провозглашал тост, более обыкновенного богохульный, как вдруг внимание моё отвлекла порывисто открывшаяся дверь и встревоженный голос моего слуги. |
He said that some person, apparently in great haste, demanded to speak with me in the hall.
| Не входя в комнату, он доложил, что какой-то человек, который очень торопится, желает говорить со мною в прихожей. |
Wildly excited with wine, the unexpected interruption rather delighted than surprised me.
| Крайне возбужденный выпитым вином, я скорее обрадовался, нежели удивился нежданному гостю. |
I staggered forward at once, and a few steps brought me to the vestibule of the building.
| Нетвёрдыми шагами я тотчас вышел в прихожую. |
In this low and small room there hung no lamp; and now no light at all was admitted, save that of the exceedingly feeble dawn which made its way through the semi-circular window.
| В этом тесном помещении с низким потолком не было лампы; и сейчас сюда не проникал никакой свет, лишь серый свет утра пробивался чрез полукруглое окно. |
As I put my foot over the threshold, I became aware of the figure of a youth about my own height, and habited in a white kerseymere morning frock, cut in the novel fashion of the one I myself wore at the moment.
| Едва переступив порог, я увидел юношу примерно моего роста, в белом казимировом сюртуке такого же новомодного покроя, что и тот, какой был на мне. |
This the faint light enabled me to perceive; but the features of his face I could not distinguish.
| Только это я и заметил в полутьме, но лица гостя разглядеть не мог. |
Upon my entering he strode hurriedly up to me, and, seizing me by the arm with a gesture of petulant impatience, whispered the words “William Wilson!”
| Когда я вошёл, он поспешно шагнул мне навстречу, порывисто и нетерпеливо схватил меня за руку и прошептал мне в самое ухо два слова: |
in my ear.
| «Вильям Вильсон». |
I grew perfectly sober in an instant.
| Я мигом отрезвел. |
There was that in the manner of the stranger, and in the tremulous shake of his uplifted finger, as he held it between my eyes and the light, which filled me with unqualified amazement; but it was not this which had so violently moved me.
| В повадке незнакомца, в том, как задрожал у меня перед глазами его поднятый палец, было что-то такое, что безмерно меня удивило, но не это взволновало меня до глубины души. |
It was the pregnancy of solemn admonition in the singular, low, hissing utterance; and, above all, it was the character, the tone, the key, of those few, simple, and familiar, yet whispered syllables, which came with a thousand thronging memories of bygone days, and struck upon my soul with the shock of a galvanic battery.
| Мрачное предостережение, что таилось в его своеобразном, тихом, шипящем шёпоте, а более всего то, как он произнёс эти несколько простых и знакомых слотов, его тон, самая интонация, всколыхнувшая в душе моей тысячи бессвязных воспоминаний из давнего прошлого, ударили меня, точно я коснулся гальванической батареи. |
Ere I could recover the use of my senses he was gone.
| И ещё прежде, чем я пришёл в себя, гостя и след простыл. |
Although this event failed not of a vivid effect upon my disordered imagination, yet was it evanescent as vivid.
| Хотя случай этот сильно подействовал на моё расстроенное воображение, однако же впечатление от него быстро рассеялось. |
For some weeks, indeed, I busied myself in earnest inquiry, or was wrapped in a cloud of morbid speculation.
| Правда, первые несколько недель я всерьёз наводил справки либо предавался мрачным раздумьям. |
I did not pretend to disguise from my perception the identity of the singular individual who thus perseveringly interfered with my affairs, and harassed me with his insinuated counsel.
| Я не пытался утаить от себя, что это все та же личность, которая столь упорно мешалась в мои дела и допекала меня своими вкрадчивыми советами. |
But who and what was this Wilson?—
| Но кто такой этот Вильсон? |
?—and whence came he?—
| Откуда он взялся? |
?—and what were his purposes?
| Какую преследовал цель? |
Upon neither of these points could I be satisfied; merely ascertaining, in regard to him, that a sudden accident in his family had caused his removal from Dr. Bransby’s academy on the afternoon of the day in which I myself had eloped.
| Ни на один вопрос я ответа не нашёл, узнал лишь, что в вечер того дня, когда я скрылся из заведения доктора Брэнсби, он тоже оттуда уехал, ибо дома у него случилось какое-то несчастье. |
But in a brief period I ceased to think upon the subject; my attention being all absorbed in a contemplated departure for Oxford.
| А вскорости я совсем перестал о нем думать, ибо моё внимание поглотил предполагаемый отъезд в Оксфорд. |
Thither I soon went; the uncalculating vanity of my parents furnishing me with an outfit and annual establishment, which would enable me to indulge at will in the luxury already so dear to my heart,—to vie in profuseness of expenditure with the haughtiest heirs of the wealthiest earldoms in Great Britain.
| Туда я скоро и в самом деле отправился, а нерасчётливое тщеславие моих родителей снабдило меня таким гардеробом и годовым содержанием, что я мог купаться в роскоши, столь уже дорогой моему сердцу, – соперничать в расточительстве с высокомернейшими наследниками самых богатых и знатных семейств Великобритании. |
Excited by such appliances to vice, my constitutional temperament broke forth with redoubled ardor, and I spurned even the common restraints of decency in the mad infatuation of my revels.
| Теперь я мог грешить, не зная удержу, необузданно предаваться пороку, и пылкий нрав мой взыграл с удвоенной силой, – с презрением отбросив все приличия, я кинулся в омут разгула. |
But it were absurd to pause in the detail of my extravagance.
| Но нелепо было бы рассказывать здесь в подробностях обо всех моих сумасбродствах. |
Let it suffice, that among spendthrifts I out-Heroded Herod, and that, giving name to a multitude of novel follies, I added no brief appendix to the long catalogue of vices then usual in the most dissolute university of Europe.
| Довольно будет сказать, что я всех превзошёл в мотовстве и изобрёл множество новых безумств, которые составили немалое дополнение к длинному списку пороков, каковыми славились питомцы этого по всей Европе известного своей распущенностью университета. |
It could hardly be credited, however, that I had, even here, so utterly fallen from the gentlemanly estate, as to seek acquaintance with the vilest arts of the gambler by profession, and, having become an adept in his despicable science, to practise it habitually as a means of increasing my already enormous income at the expense of the weak-minded among my fellow-collegians.
| Вы с трудом поверите, что здесь я пал столь низко, что свёл знакомство с профессиональными игроками, перенял у них самые наиподлейшие приемы и, преуспев в этой презренной науке, стал пользоваться ею как источником увеличения и без того огромного моего дохода за счёт доверчивых собутыльников. |
Such, nevertheless, was the fact.
| И, однако же, это правда. |
And the very enormity of this offence against all manly and honourable sentiment proved, beyond doubt, the main if not the sole reason of the impunity with which it was committed.
| Преступление моё против всего, что в человеке мужественно и благородно, было слишком чудовищно – и, может быть, лишь поэтому оставалось безнаказанным. |
Who, indeed, among my most abandoned associates, would not rather have disputed the clearest evidence of his senses, than have suspected of such courses, the gay, the frank, the generous William Wilson—the noblest and most liberal commoner at Oxford—him whose follies (said his parasites) were but the follies of youth and unbridled fancy—whose errors but inimitable whim—whose darkest vice but a careless and dashing extravagance?
| Что и говорить, любой, самый распутный мой сотоварищ скорее усомнился бы в явственных свидетельствах своих чувств, нежели заподозрил в подобных действиях весёлого, чистосердечного, щедрого Вильяма Вильсона – самого благородного и самого великодушного студента во всем Оксфорде, чьи безрассудства (как выражались мои прихлебатели) были единственно безрассудствами юности и необузданного воображения, чьи ошибки всего лишь неподражаемая прихоть, чьи самые непростимые пороки не более как беспечное и лихое сумасбродство. |
I had been now two years successfully busied in this way, when there came to the university a young parvenu nobleman, Glendinning—rich, said report, as Herodes Atticus—his riches, too, as easily acquired.
| Уже два года я успешно следовал этим путём, когда в университете нашем появился молодой выскочка из новой знати, по имени Гленденнинг, – по слухам, богатый, как сам Ирод Аттик, и столь же легко получивший своё богатство. |
I soon found him of weak intellect, and, of course, marked him as a fitting subject for my skill.
| Скоро я понял, что он не блещет умом, и, разумеется, счёл его подходящей для меня добычей. |
I frequently engaged him in play, and contrived, with the gambler’s usual art, to let him win considerable sums, the more effectually to entangle him in my snares.
| Я часто вовлекал его в игру и, подобно всем нечистым на руку игрокам, позволял ему выигрывать изрядные суммы, чтобы тем вернее заманить в мои сети. |
At length, my schemes being ripe, I met him (with the full intention that this meeting should be final and decisive) at the chambers of a fellow-commoner, (Mr. Preston,) equally intimate with both, but who, to do him justice, entertained not even a remote suspicion of my design.
| Основательно обдумав все до мелочей, я решил, что пора наконец привести в исполнение мой замысел, и мы встретились с ним на квартире нашего общего приятеля-студента (мистера Престона), который, надо признаться, даже и не подозревал о моем намерении. |
To give to this a better coloring, I had contrived to have assembled a party of some eight or ten, and was solicitously careful that the introduction of cards should appear accidental, and originate in the proposal of my contemplated dupe himself.
| Я хотел придать всему вид самый естественный и потому заранее озаботился, чтобы предложение играть выглядело словно бы случайным и исходило от того самого человека, которого я замыслил обобрать. |
To be brief upon a vile topic, none of the low finesse was omitted, so customary upon similar occasions that it is a just matter for wonder how any are still found so besotted as to fall its victim.
| Не стану распространяться о мерзком этом предмете, скажу только, что в тот вечер не было упущено ни одно из гнусных ухищрений, ставших столь привычными в подобных случаях; право же, непостижимо, как ещё находятся простаки, которые становятся их жертвами. |
We had protracted our sitting far into the night, and I had at length effected the manoeuvre of getting Glendinning as my sole antagonist.
| Мы засиделись до глубокой ночи, и мне наконец удалось так все подстроить, что выскочка Гленденнинг оказался единственным моим противником. |
The game, too, was my favorite écarté!
| Притом игра шла моя излюбленная – экарте. |
The rest of the company, interested in the extent of our play, had abandoned their own cards, and were standing around us as spectators.
| Все прочие, заинтересовавшись размахом нашего поединка, побросали карты и столпились вокруг нас. |
The parvenu , who had been induced by my artifices in the early part of the evening, to drink deeply, now shuffled, dealt, or played, with a wild nervousness of manner for which his intoxication, I thought, might partially, but could not altogether account.
| Гленденнинг, который в начале вечера благодаря моим уловкам сильно выпил, теперь тасовал, сдавал и играл в таком неистовом волнении, что это лишь отчасти можно было объяснить воздействием вина. |
In a very short period he had become my debtor to a large amount, when, having taken a long draught of port, he did precisely what I had been coolly anticipating—he proposed to double our already extravagant stakes.
| В самом непродолжительном времени он был уже моим должником на круглую сумму, и тут, отпив большой глоток портвейна, он сделал именно то, к чему я хладнокровно вёл его весь вечер, – предложил удвоить наши и без того непомерные ставки. |
With a well-feigned show of reluctance, and not until after my repeated refusal had seduced him into some angry words which gave a color of pique to my compliance, did I finally comply.
| С хорошо разыгранной неохотой и только после того, как я дважды отказался и тем заставил его погорячиться, я наконец согласился, всем своим видом давая понять, что лишь уступаю его гневной настойчивости. |
The result, of course, did but prove how entirely the prey was in my toils:
| Жертва моя повела себя в точности, как я предвидел: |
in less than an hour he had quadrupled his debt.
| не прошло и часу, как долг Гленденнинга возрос вчетверо. |
For some time his countenance had been losing the florid tinge lent it by the wine; but now, to my astonishment, I perceived that it had grown to a pallor truly fearful.
| Ещё до того с лица его постепенно сходил румянец, сообщённый вином, но тут он, к моему удивлению, страшно побледнел. |
I say to my astonishment.
| Я сказал: к моему удивлению. |
Glendinning had been represented to my eager inquiries as immeasurably wealthy; and the sums which he had as yet lost, although in themselves vast, could not, I supposed, very seriously annoy, much less so violently affect him.
| Ибо заранее с пристрастием расспросил всех, кого удалось, и все уверяли, что он безмерно богат, а проигрыш его, хоть и немалый сам по себе, не мог, на мой взгляд, серьезно его огорчить и уж того более – так потрясти. |
That he was overcome by the wine just swallowed, was the idea which most readily presented itself; and, rather with a view to the preservation of my own character in the eyes of my associates, than from any less interested motive, I was about to insist, peremptorily, upon a discontinuance of the play, when some expressions at my elbow from among the company, and an ejaculation evincing utter despair on the part of Glendinning, gave me to understand that I had effected his total ruin under circumstances which, rendering him an object for the pity of all, should have protected him from the ill offices even of a fiend.
| Сперва мне пришло в голову, что всему виною недавно выпитый портвейн. И скорее желая сохранить своё доброе имя, нежели из иных, менее корыстных видов, я уже хотел прекратить игру, как вдруг чьи-то слова за моею спиной и полный отчаяния возглас Гленденнинга дали мне понять, что я совершенно его разорил, да ещё при обстоятельствах, которые, сделав его предметом всеобщего сочувствия, защитили бы и от самого отъявленного злодея. |
What now might have been my conduct it is difficult to say.
| Как мне теперь следовало себя вести, сказать трудно. |
The pitiable condition of my dupe had thrown an air of embarrassed gloom over all; and, for some moments, a profound silence was maintained, during which I could not help feeling my cheeks tingle with the many burning glances of scorn or reproach cast upon me by the less abandoned of the party.
| Жалкое положение моей жертвы привело всех в растерянность и уныние; на время в комнате установилась глубокая тишина, и я чувствовал, как под множеством горящих презрением и упрёком взглядов моих менее испорченных товарищей щеки мои запылали. |
I will even own that an intolerable weight of anxiety was for a brief instant lifted from my bosom by the sudden and extraordinary interruption which ensued.
| Признаюсь даже, что, когда эта гнетущая тишина была внезапно и странно нарушена, нестерпимая тяжесть на краткий миг упала с моей души. |
The wide, heavy folding doors of the apartment were all at once thrown open, to their full extent, with a vigorous and rushing impetuosity that extinguished, as if by magic, every candle in the room.
| Массивные створчатые двери вдруг распахнулись с такой силой и так быстро, что все свечи в комнате, точно по волшебству, разом погасли. |
Their light, in dying, enabled us just to perceive that a stranger had entered, about my own height, and closely muffled in a cloak.
| Но ещё прежде, чем воцарилась тьма, мы успели заметить, что на пороге появился незнакомец примерно моего роста, окутанный плащом. |
The darkness, however, was now total; and we could only feel that he was standing in our midst.
| Тьма, однако, стала такая густая, что мы лишь ощущали его присутствие среди нас. |
Before any one of us could recover from the extreme astonishment into which this rudeness had thrown all, we heard the voice of the intruder.
| Мы ещё не успели прийти в себя, ошеломлённые грубым вторжением, как вдруг раздался голос незваного гостя. |
“Gentlemen,” he said, in a low, distinct, and never-to-be-forgotten whisper which thrilled to the very marrow of my bones, “Gentlemen, I make no apology for this behaviour, because in thus behaving, I am but fulfilling a duty.
| – Господа, – произнёс он глухим, отчётливым и незабываемым шёпотом, от которого дрожь пробрала меня до мозга костей, – господа, прошу извинить меня за бесцеремонность, но мною движет долг. |
You are, beyond doubt, uninformed of the true character of the person who has to-night won at écarté a large sum of money from Lord Glendinning.
| Вы, без сомнения, не осведомлены об истинном лице человека, который выиграл нынче вечером в экарте крупную сумму у лорда Гленденнинга. |
I will therefore put you upon an expeditious and decisive plan of obtaining this very necessary information.
| А потому я позволю себе предложить вам скорый и убедительный способ получить эти весьма важные сведения. |
Please to examine, at your leisure, the inner linings of the cuff of his left sleeve, and the several little packages which may be found in the somewhat capacious pockets of his embroidered morning wrapper.”
| Благоволите осмотреть подкладку его левой манжеты и те пакетики, которые, надо полагать, вы обнаружите в довольно поместительных карманах его сюртука. |
While he spoke, so profound was the stillness that one might have heard a pin drop upon the floor.
| Во время его речи стояла такая тишина, что, упади на пол булавка, и то было бы слышно. |
In ceasing, he departed at once, and as abruptly as he had entered.
| Сказав все это, он тотчас исчез – так же неожиданно, как и появился. |
Can I—shall I describe my sensations?
| Сумею ли я, дано ли мне передать обуявшие меня чувства? |
Must I say that I felt all the horrors of the damned?
| Надо ли говорить, что я испытал все муки грешника в аду? |
Most assuredly I had little time given for reflection.
| Уж конечно, у меня не было времени ни на какие размышления. |
Many hands roughly seized me upon the spot, and lights were immediately reprocured.
| Множество рук тут же грубо меня схватили, тотчас были зажжены свечи. |
A search ensued.
| Начался обыск. |
In the lining of my sleeve were found all the court cards essential in écarté , and, in the pockets of my wrapper, a number of packs, facsimiles of those used at our sittings, with the single exception that mine were of the species called, technically, arrondees; the honours being slightly convex at the ends, the lower cards slightly convex at the sides.
| В подкладке моего рукава обнаружены были все фигурные карты, необходимые при игре в экарте, а в карманах сюртука несколько колод, точно таких, какие мы употребляли для игры, да только мои были так называемые arrondees: края старших карт были слегка выгнуты. |
In this disposition, the dupe who cuts, as customary, at the length of the pack, will invariably find that he cuts his antagonist an honor; while the gambler, cutting at the breadth, will, as certainly, cut nothing for his victim which may count in the records of the game.
| При таком положении простофиля, который, как принято, снимает колоду в длину, неизбежно даст своему противнику старшую карту, тогда как шулер, снимающий колоду в ширину, наверняка не сдаст своей жертве ни одной карты, которая могла бы определить исход игры. |
Any burst of indignation upon this discovery would have affected me less than the silent contempt, or the sarcastic composure, with which it was received.
| Любой взрыв негодования не так оглушил бы меня, как то молчаливое презрение, то язвительное спокойствие, какое я читал во всех взглядах. |
“Mr. Wilson,” said our host, stooping to remove from beneath his feet an exceedingly luxurious cloak of rare furs, “Mr. Wilson, this is your property.” (
| – Мистер Вильсон, – произнёс хозяин дома, наклонясь, чтобы поднять с полу роскошный плащ, подбитый редкостным мехом, – мистер Вильсон, вот ваша собственность. ( |
(The weather was cold; and, upon quitting my own room, I had thrown a cloak over my dressing wrapper, putting it off upon reaching the scene of play.)
| (Погода стояла холодная, и, выходя из дому, я накинул поверх сюртука плащ, по здесь, подойдя к карточному столу, сбросил его.) |
“I presume it is supererogatory to seek here (eyeing the folds of the garment with a bitter smile) for any farther evidence of your skill.
| Я полагаю, нам нет надобности искать тут, – он с язвительной улыбкой указал глазами на складки плаща, – дальнейшие доказательства вашей ловкости. |
Indeed, we have had enough.
| Право же, нам довольно и тех, что мы уже видели. |
You will see the necessity, I hope, of quitting Oxford—at all events, of quitting instantly my chambers.”
| Надеюсь, вы поймёте, что вам следует покинуть Оксфорд и, уж во всяком случае, немедленно покинуть мой дом. |
Abased, humbled to the dust as I then was, it is probable that I should have resented this galling language by immediate personal violence, had not my whole attention been at the moment arrested by a fact of the most startling character.
| Униженный, втоптанный в грязь, я, наверно, все-таки не оставил бы безнаказанными его оскорбительные речи, если бы меня в эту минуту не отвлекло одно ошеломляющее обстоятельство. |
The cloak which I had worn was of a rare description of fur; how rare, how extravagantly costly, I shall not venture to say.
| Плащ, в котором я пришёл сюда, был подбит редчайшим мехом; сколь редким и сколь дорогим, я даже не решаюсь сказать. |
Its fashion, too, was of my own fantastic invention; for I was fastidious to an absurd degree of coxcombry, in matters of this frivolous nature.
| Фасон его к тому же был плодом моей собственной фантазии, ибо в подобных пустяках я, как и положено щёголю, был до смешного привередлив. |
When, therefore, Mr. Preston reached me that which he had picked up upon the floor, and near the folding doors of the apartment, it was with an astonishment nearly bordering upon terror, that I perceived my own already hanging on my arm, (where I had no doubt unwittingly placed it,) and that the one presented me was but its exact counterpart in every, in even the minutest possible particular.
| Поэтому, когда мистер Престон протянул мне плащ, что он поднял с полу у двери, я с удивлением, даже с ужасом, обнаружил, что мой плащ уже перекинут у меня через руку (без сомнения, я, сам того не заметив, схватил его), а тот, который мне протянули, в точности, до последней мельчайшей мелочи его повторяет. |
The singular being who had so disastrously exposed me, had been muffled, I remembered, in a cloak; and none had been worn at all by any of the members of our party with the exception of myself.
| Странный посетитель, который столь гибельно меня разоблачил, был, помнится, закутан в плащ. |
Retaining some presence of mind, I took the one offered me by Preston; placed it, unnoticed, over my own; left the apartment with a resolute scowl of defiance; and, next morning ere dawn of day, commenced a hurried journey from Oxford to the continent, in a perfect agony of horror and of shame.
| Из всех собравшихся в тот вечер в плаще пришёл только я. Сохраняя по возможности присутствие духа, я взял плащ, протянутый Престоном, незаметно кинул его поверх своего, с видом разгневанным и вызывающим вышел из комнаты, а на другое утро, ещё до свету, в муках стыда и страха поспешно отбыл из Оксфорда на континент. |
I fled in vain.
| Но бежал я напрасно! |
My evil destiny pursued me as if in exultation, and proved, indeed, that the exercise of its mysterious dominion had as yet only begun.
| Мой злой гений, словно бы упиваясь своим торжеством, последовал за мной и явственно показал, что его таинственная власть надо мною только ещё начала себя обнаруживать. |
Scarcely had I set foot in Paris ere I had fresh evidence of the detestable interest taken by this Wilson in my concerns.
| Едва я оказался в Париже, как получил новое свидетельство бесившего меня интереса, который питал к моей судьбе этот Вильсон. |
Years flew, while I experienced no relief.
| Пролетали годы, а он все не оставлял меня в покое. |
Villain!—
| Негодяй! |
!—at Rome, with how untimely, yet with how spectral an officiousness, stepped he in between me and my ambition!
| В Риме – как не вовремя и притом с какой беззастенчивой наглостью – он встал между мною и моей целью! |
At Vienna, too—at Berlin—and at Moscow!
| То же и в Вене… а потом и в Берлине… и в Москве! |
Where, in truth, had I not bitter cause to curse him within my heart?
| Найдётся ли такое место на земле, где бы у меня не было причин в душе его проклинать? |
From his inscrutable tyranny did I at length flee, panic-stricken, as from a pestilence; and to the very ends of the earth I fled in vain.
| От его загадочного деспотизма я бежал в страхе, как от чумы, но и на край света я бежал напрасно! |
And again, and again, in secret communion with my own spirit, would I demand the questions “Who is he?—
| Опять и опять в тайниках своей души искал я ответа на вопросы: «Кто он?», |
?—whence came he?—
| «Откуда явился?», |
?—and what are his objects?”
| «Чего ему надобно?». |
But no answer was there found.
| Но ответа не было. |
And then I scrutinized, with a minute scrutiny, the forms, and the methods, and the leading traits of his impertinent supervision.
| Тогда я с величайшим тщанием проследил все формы, способы и главные особенности его неуместной опеки. Но и: |
But even here there was very little upon which to base a conjecture.
| тут мне почти не на чем было строить догадки. |
It was noticeable, indeed, that, in no one of the multiplied instances in which he had of late crossed my path, had he so crossed it except to frustrate those schemes, or to disturb those actions, which, if fully carried out, might have resulted in bitter mischief.
| Можно лишь было сказать, что во всех тех многочисленных случаях, когда он в последнее время становился мне поперёк дороги, од делал это, чтобы расстроить те планы и воспрепятствовать тем поступкам, которые, удайся они мне, принесли бы истинное зло. |
Poor justification this, in truth, for an authority so imperiously assumed!
| Какое жалкое оправдание для власти, присвоенной столь дерзко! |
Poor indemnity for natural rights of self-agency so pertinaciously, so insultingly denied!
| Жалкая плата за столь упрямое, столь оскорбительное посягательство на право человека поступать по собственному усмотрению! |
I had also been forced to notice that my tormentor, for a very long period of time, (while scrupulously and with miraculous dexterity maintaining his whim of an identity of apparel with myself,) had so contrived it, in the execution of his varied interference with my will, that I saw not, at any moment, the features of his face.
| Я вынужден был также заметить, что мучитель мой (по странной прихоти с тщанием и поразительной ловкостью совершенно уподобясь мне в одежде), постоянно разнообразными способами мешая мне действовать по собственной воле, очень долгое время ухитрялся ни разу не показать мне своего лица. |
Be Wilson what he might, this, at least, was but the veriest of affectation, or of folly.
| Кем бы ни был Вильсон, уж это, во всяком случае, было с его стороны чистейшим актерством или же просто глупостью. |
Could he, for an instant, have supposed that, in my admonisher at Eton—in the destroyer of my honor at Oxford,—in him who thwarted my ambition at Rome, my revenge at Paris, my passionate love at Naples, or what he falsely termed my avarice in Egypt,—that in this, my arch-enemy and evil genius, could fail to recognise the William Wilson of my school boy days,—the namesake, the companion, the rival,—the hated and dreaded rival at Dr. Bransby’s?
| Неужто он хоть на миг предположил, будто в моем советчике в Итоне, в погубителе моей чести в Оксфорде, в том, кто не дал осуществиться моим честолюбивым притязаниям в Риме, моей мести в Париже, моей страстной любви в Неаполе или тому, что он ложно назвал моей алчностью в Египте, – будто в этом моем архивраге и злом гении я мог не узнать Вильяма Вильсона моих школьных дней, моего тёзку, однокашника и соперника, ненавистного и внушающего страх соперника из заведения доктора Брэнсби? |
Impossible!—
| Не может того быть! |
!—But let me hasten to the last eventful scene of the drama.
| Но позвольте мне поспешить к последнему, богатому событиями действию сей драмы. |
Thus far I had succumbed supinely to this imperious domination.
| До сих пор я безвольно покорялся этому властному господству. |
The sentiment of deep awe with which I habitually regarded the elevated character, the majestic wisdom, the apparent omnipresence and omnipotence of Wilson, added to a feeling of even terror, with which certain other traits in his nature and assumptions inspired me, had operated, hitherto, to impress me with an idea of my own utter weakness and helplessness, and to suggest an implicit, although bitterly reluctant submission to his arbitrary will.
| Благоговейный страх, с каким привык я относиться к этой возвышенной натуре, могучий ум, вездесущность и всесилье Вильсона вместе с вполне понятным ужасом, который внушали мне иные его черты и поступки, до сих пор заставляли меня полагать, будто я беспомощен и слаб, и приводили к тому, что я безоговорочно, хотя и с горькою неохотой подчинялся его деспотической воле. |
But, of late days, I had given myself up entirely to wine; and its maddening influence upon my hereditary temper rendered me more and more impatient of control.
| Но в последние дни я всецело предался вину; оно будоражило мой и без того беспокойный нрав, и я все нетерпеливей стремился вырваться из оков. |
I began to murmur,—to hesitate,—to resist.
| Я стал роптать… колебаться… противиться. |
And was it only fancy which induced me to believe that, with the increase of my own firmness, that of my tormentor underwent a proportional diminution?
| И неужто мне только чудилось, что чем твёрже я держался, тем менее настойчив становился мой мучитель? |
Be this as it may, I now began to feel the inspiration of a burning hope, and at length nurtured in my secret thoughts a stern and desperate resolution that I would submit no longer to be enslaved.
| Как бы там ни было, в груди моей загорелась надежда и вскормила в конце концов непреклонную и отчаянную решимость выйти из порабощения. |
It was at Rome, during the Carnival of 18—, that I attended a masquerade in the palazzo of the Neapolitan Duke Di Broglio.
| В Риме во время карнавала 18… года я поехал на маскарад в палаццо неаполитанского герцога Ди Брольо. |
I had indulged more freely than usual in the excesses of the wine-table; and now the suffocating atmosphere of the crowded rooms irritated me beyond endurance.
| Я пил более обыкновенного; в переполненных залах стояла духота, и это безмерно меня раздражало. |
The difficulty, too, of forcing my way through the mazes of the company contributed not a little to the ruffling of my temper; for I was anxiously seeking, (let me not say with what unworthy motive) the young, the gay, the beautiful wife of the aged and doting Di Broglio.
| Притом было нелегко прокладывать себе путь в толпе гостей, и это ещё усиливало мою досаду, ибо мне не терпелось отыскать (позволю себе не объяснять, какое недостойное побуждение двигало мною) молодую, весёлую красавицу-жену одряхлевшего Ди Брольо. |
With a too unscrupulous confidence she had previously communicated to me the secret of the costume in which she would be habited, and now, having caught a glimpse of her person, I was hurrying to make my way into her presence.
| Забыв о скромности, она заранее сказала мне, какой на ней будет костюм, и, наконец заметив её в толпе, я теперь спешил приблизиться к ней. |
At this moment I felt a light hand placed upon my shoulder, and that ever-remembered, low, damnable whisper within my ear.
| В этот самый миг я ощутил лёгкое прикосновение руки к моему плечу и услышал проклятый незабываемый глухой шёпот. |
In an absolute phrenzy of wrath, I turned at once upon him who had thus interrupted me, and seized him violently by the collar.
| Обезумев от гнева, я стремительно оборотился к тому, кто так некстати меня задержал, и яростно схватил его за воротник. |
He was attired, as I had expected, in a costume altogether similar to my own; wearing a Spanish cloak of blue velvet, begirt about the waist with a crimson belt sustaining a rapier.
| Наряд его, как я и ожидал, в точности повторял мой: испанский плащ голубого бархата, стянутый у талии алым поясом, сбоку рапира. |
A mask of black silk entirely covered his face.
| Лицо совершенно закрывала чёрная шёлковая маска. |
“Scoundrel!”
| – Негодяй! – |
I said, in a voice husky with rage, while every syllable I uttered seemed as new fuel to my fury, “scoundrel!
| произнёс я хриплым от ярости голосом и от самого слова этого распалился ещё более. – Негодяй! |
impostor!
| Самозванец! |
accursed villain!
| Проклятый злодей! |
you shall not—you shall not dog me unto death!
| Нет, довольно, ты больше не будешь преследовать меня! |
Follow me, or I stab you where you stand!”—
| Следуй за мной, не то я заколю тебя на месте! – |
!”—and I broke my way from the ball-room into a small ante-chamber adjoining, dragging him unresistingly with me as I went.
| И я кинулся из бальной залы в смежную с ней маленькую прихожую, я увлекал его за собою – и он ничуть не сопротивлялся. |
Upon entering, I thrust him furiously from me.
| Очутившись в прихожей, я в бешенстве оттолкнул его. |
He staggered against the wall, while I closed the door with an oath, and commanded him to draw.
| Он пошатнулся и прислонился к стене, а я тем временем с проклятиями затворил дверь и приказал ему стать в позицию. |
He hesitated but for an instant; then, with a slight sigh, drew in silence, and put himself upon his defence.
| Он заколебался было, но чрез мгновенье с лёгким вздохом молча вытащил рапиру и встал в позицию. |
The contest was brief indeed.
| Наш поединок длился недолго. |
I was frantic with every species of wild excitement, and felt within my single arm the energy and power of a multitude.
| Я был взбешён, разъярён, и рукою моей двигала энергия и сила, которой хватило бы на десятерых. |
In a few seconds I forced him by sheer strength against the wainscoting, and thus, getting him at mercy, plunged my sword, with brute ferocity, repeatedly through and through his bosom.
| В считанные секунды я прижал его к панели и, когда он таким образом оказался в полной моей власти, с кровожадной свирепостью несколько раз подряд пронзил его грудь рапирой. |
At that instant some person tried the latch of the door.
| В этот миг кто-то дёрнул дверь, запертую на задвижку. |
I hastened to prevent an intrusion, and then immediately returned to my dying antagonist.
| Я поспешил получше её запереть, чтобы никто не вошёл, и тут же вернулся к моему умирающему противнику. |
But what human language can adequately portray that astonishment, that horror which possessed me at the spectacle then presented to view?
| Но какими словами передать то изумление, тот ужас, которые объяли меня перед тем, что предстало моему взору? |
The brief moment in which I averted my eyes had been sufficient to produce, apparently, a material change in the arrangements at the upper or farther end of the room.
| Короткого мгновенья, когда я отвёл глаза, оказалось довольно, чтобы в другом конце комнаты все переменилось. |
A large mirror,—so at first it seemed to me in my confusion—now stood where none had been perceptible before; and, as I stepped up to it in extremity of terror, mine own image, but with features all pale and dabbled in blood, advanced to meet me with a feeble and tottering gait.
| Там, где ещё минуту назад я не видел ничего, стояло огромное зеркало – так, по крайней мере, мне почудилось в этот первый миг смятения; и когда я в неописуемом ужасе шагнул к нему, навстречу мне нетвёрдой походкой выступило моё собственное отражение, но с лицом бледным и обрызганным кровью. |
Thus it appeared, I say, but was not.
| Я сказал – моё отражение, но нет. |
It was my antagonist—it was Wilson, who then stood before me in the agonies of his dissolution.
| То был мой противник – предо мною в муках погибал Вильсон. |
His mask and cloak lay, where he had thrown them, upon the floor.
| Маска его и плащ валялись на полу, куда он их прежде бросил. |
Not a thread in all his raiment—not a line in all the marked and singular lineaments of his face which was not, even in the most absolute identity, mine own!
| И ни единой нити в его одежде, ни единой чёрточки в его приметном и своеобычном лице, которые не были бы в точности такими же, как у меня! |
It was Wilson; but he spoke no longer in a whisper, and I could have fancied that I myself was speaking while he said:
| То был Вильсон; но теперь говорил он не шёпотом; можно было даже вообразить, будто слова, которые я услышал, произнёс я сам: |
“You have conquered, and I yield.
| – Ты победил, и я покоряюсь. |
Yet, henceforward art thou also dead—dead to the World, to Heaven and to Hope!
| Однако отныне ты тоже мёртв – ты погиб для мира, для небес, для надежды! |
In me didst thou exist—and, in my death, see by this image, which is thine own, how utterly thou hast murdered thyself.”
| Мною ты был жив, а убив меня, – взгляни на этот облик, ведь это ты, – ты бесповоротно погубил самого себя! |