 |
Reading room | Edgar Allan Poe | The duc de l’omelette | 📋 | 📖 | 🔀 | English ⇄ Russian
Keats fell by a criticism.
| Герцог де Л'Омлет Китc умер от рецензии. |
Who was it died of “The Andromache”? {}
| А кто это умер от «Андромахи» Монфлери. Автор «Parnasse Reforme» заставляет его говорить в Гадесе: «L'homme done qui voudrait savoir се dont je suis mort, qu'il ne demande pas s'il fflt de fievreou de podagre ou d'autre chose, mais qu'il entende que ce fut de „L'Andromache |
Ignoble souls!—
| Ничтожные душонки! |
!—De L’Omelette perished of an ortolan. L’histoire en est brève..
| Де л'Омлет погиб от ортолана. L'histoire en est breve. |
Assist me, Spirit of Apicius!
| Дух Апиция, помоги мне! |
A golden cage bore the little winged wanderer, enamored, melting, indolent, to the Chaussée D’Antin , from its home in far Peru.
| Из далёкого родного Перу маленький крылатый путешественник, влюблённый и томный, был доставлен в золотой клетке на Шоссе д'Антен. |
From its queenly possessor La Bellissima, to the Duc De L’Omelette, six peers of the empire conveyed the happy bird.
| Шесть пэров империи передавали счастливую птицу от её царственной владелицы, Ла Беллиссимы, герцогу де л'Омлет. |
That night the Duc was to sup alone.
| В тот вечер герцогу предстояло ужинать одному. |
In the privacy of his bureau he reclined languidly on that ottoman for which he sacrificed his loyalty in outbidding his king—the notorious ottoman of Cadêt.
| Уединившись в своём кабинете, он полулежал на оттоманке — на той самой, ради которой он нарушил верность своему королю, отбив её у него на аукционе, — на пресловутой оттоманке Cadet. |
He buries his face in the pillow.
| Он погружает лицо в подушки. |
The clock strikes!
| Часы бьют! |
Unable to restrain his feelings, his Grace swallows an olive.
| Не в силах далее сдерживаться, его светлость проглатывает оливку. |
At this moment the door gently opens to the sound of soft music, and lo! the most delicate of birds is before the most enamored of men!
| Под звуки пленительной музыки дверь тихо растворяется, и нежнейшая из птиц предстаёт перед влюбленнейшим из людей. |
But what inexpressible dismay now overshadows the countenance of the Duc?—“ Horreur!—chien!
| Но отчего на лице герцога отражается такой ужас? |
Baptiste!—l’oiseau! ah, bon Dieu! cet oiseau modeste que tu as déshabillé de ses plumes, et que tu as servi sans papier! ” It is superfluous to say more:—
| Надо ли говорить подробнее? |
:—the Duc expired in a paroxysm of disgust.
| Герцог умирает в пароксизме отвращения. |
“Ha! ha! ha!”
| — Ха-ха-ха! — |
said his Grace on the third day after his decease.
| произнёс его светлость на третий день после своей кончины. |
“He! he! he!”
| — Хи-хи-хи! — |
replied the Devil faintly, drawing himself up with an air of hauteur..
| негромко откликнулся Дьявол, выпрямляясь с надменным видом. |
“Why, surely you are not serious,” retorted De L’Omelette.
| — Вы, разумеется, шутите, — сказал де л'Омлет. — |
“I have sinned—c’est vrai—but, my good sir, consider!—you have no actual intention of putting such—such barbarous threats into execution.”
| Я грешил — c'est vrai — но рассудите, дорогой сэр, — не станете же вы приводить в исполнение столь варварские угрозы! |
“No what? ”
| — Чего-й-то? — |
said his majesty—“come, sir, strip!”
| переспросил его величество. — А ну-ка, раздевайся, да поживее! |
“Strip, indeed!
| — Раздеться? |
very pretty i’ faith!
| Ну, признаюсь! |
no, sir, I shall not strip.
| Нет, сэр, я не сделаю ничего, подобного. |
Who are you, pray, that I, Duc De L’Omelette, Prince de Foie-Gras, just come of age, author of the ‘Mazurkiad,’ and Member of the Academy, should divest myself at your bidding of the sweetest pantaloons ever made by Bourdon, the daintiest robe-de-chambre ever put together by Rombêrt—to say nothing of the taking my hair out of paper—not to mention the trouble I should have in drawing off my gloves?”
| Кто вы такой, чтобы я, герцог де л'Омлет, князь де Паштет, совершеннолетний, автор «Мазуркиады» и член Академии, снял по вашему приказу лучшие панталоны работы Бурдона, самый элегантный robe-de-chambre, когда-либо сшитый Ромбером, — не говоря уж о том, что придётся ещё снимать и папильотки и перчатки… |
“Who am I?—
| — Кто я такой? |
?—ah, true!
| Изволь. |
I am Baal-Zebub, Prince of the Fly.
| Я — Вельзевул, повелитель мух. |
I took thee, just now, from a rose-wood coffin inlaid with ivory.
| Я только что вынул тебя из гроба розового дерева, отделанного слоновой костью. |
Thou wast curiously scented, and labelled as per invoice.
| Ты был как-то странно надушен, а поименован согласно накладной. |
Belial sent thee,—my Inspector of Cemeteries.
| Тебя прислал Белиал, мой смотритель кладбищ. |
The pantaloons, which thou sayest were made by Bourdon, are an excellent pair of linen drawers, and thy robe-de-chambre is a shroud of no scanty dimensions.”
| Вместо панталон, сшитых Бурдоном, на тебе пара отличных полотняных кальсон, а твой robe-de-chambre просто саван изрядных размеров. |
“Sir!”
| — Сэр! — |
replied the Duc, “I am not to be insulted with impunity!—
| ответил герцог, — меня нельзя оскорблять безнаказанно. |
!—Sir!
| Сэр! |
I shall take the earliest opportunity of avenging this insult!—Sir! you shall hear from me!
| Я не премину рассчитаться с вами за эту обиду. |
in the meantime au revoir! ”—
| О своих намерениях я вас извещу, а пока, au revoir! — |
”—and the Duc was bowing himself out of the Satanic presence, when he was interrupted and brought back by a gentleman in waiting.
| и герцог собирался уже откланяться его сатанинскому величеству, но один из придворных вернул его назад. |
Hereupon his Grace rubbed his eyes, yawned, shrugged his shoulders, reflected.
| Тут его светлость протёр, глаза, зевнул, пожал плечами и задумался. |
Having become satisfied of his identity, he took a bird’s eye view of his whereabouts.
| Убедившись, что все это происходит именно с ним, он бросил взгляд вокруг. |
The apartment was superb.
| Апартаменты были великолепны. |
Even De L’Omelette pronounced it bien comme il faut..
| Даже де л'Омлет признал их bien comme il faut. |
It was not its length nor its breadth,—but its height—ah, that was appalling!—
| Они поражали не столько длиною и шириною, сколько высотою. |
!—There was no ceiling—certainly none—but a dense whirling mass of fiery-colored clouds.
| Потолка не было — нет — вместо него клубилась плотная масса огненных облаков. |
His Grace’s brain reeled as he glanced upward.
| При взгляде вверх у его светлости закружилась голова. |
From above, hung a chain of an unknown blood-red metal—its upper end lost, like the city of Boston, parmi les nues..
| Оттуда спускалась цепь из неведомого кроваво-красного металла; верхний конец её, подобно городу Бостону, терялся parmi les nues. |
From its nether extremity swung a large cresset.
| К нижнему был подвешен большой светильник. |
The Duc knew it to be a ruby; but from it there poured a light so intense, so still, so terrible, Persia never worshipped such—Gheber never imagined such—Mussulman never dreamed of such when, drugged with opium, he has tottered to a bed of poppies, his back to the flowers, and his face to the God Apollo.
| Герцог узнал в нем рубин; но он изливал такой яркий и страшный свет, какому никогда не поклонялась Персия, какого не воображал себе гебр, и ни один мусульманин, когда, опьяненный опиумом, склонялся на ложе из маков, оборотясь спиною к цветам, а лицом к Аполлону. |
The Duc muttered a slight oath, decidedly approbatory.
| Герцог пробормотал проклятие, выражавшее явное одобрение. |
The corners of the room were rounded into niches.
| Углы зала закруглялись, образуя ниши. |
Three of these were filled with statues of gigantic proportions.
| В трёх из них помещались гигантские изваяния. |
Their beauty was Grecian, their deformity Egyptian, their tout ensemble French.
| Их красота была греческой, уродливость — египетской, их tout ensemle — чисто французским. |
In the fourth niche the statue was veiled; it was not colossal.
| Статуя, занимавшая четвертую нишу, была закрыта покрывалом; её размеры были значительно меньше. |
But then there was a taper ankle, a sandalled foot.
| Но видна была тонкая лодыжка и ступня, обутая в сандалию. |
De L’Omelette pressed his hand upon his heart, closed his eyes, raised them, and caught his Satanic Majesty—in a blush.
| Де л'Омлет прижал руку к сердцу, закрыл глаза, открыл их и увидел, что его сатанинское величество покраснел. |
But the paintings!—
| А картины! |
!—Kupris!
| Киприда! |
Astarte!
| Астарта! |
Astoreth!—
| Ашторет! |
!—a thousand and the same!
| Их тысяча и все это — одно. |
And Rafaelle has beheld them!
| И Рафаэль видел их! |
Yes, Rafaelle has been here, for did he not paint the—?
| Да, Рафаэль побывал здесь; разве не он написал… |
and was he not consequently damned?
| и разве не тем погубил свою душу? |
The paintings—the paintings!
| Картины! Картины! |
O luxury! O love!—
| О роскошь, о любовь! |
!—who, gazing on those forbidden beauties, shall have eyes for the dainty devices of the golden frames that besprinkled, like stars, the hyacinth and the porphyry walls?
| Кто, увидев эту запретную красоту, заметил бы изящные золотые рамы, сверкавшие точно звезды на стенах из гиацинта и порфира? |
But the Duc’s heart is fainting within him.
| Но у герцога замирает сердце. |
He is not, however, as you suppose, dizzy with magnificence, nor drunk with the ecstatic breath of those innumerable censers.
| Не подумайте, что он ошеломлён роскошью или одурманен сладострастным дыханием бесчисленных курильниц. C'est vrai que de toutes ces choses il a pense beaucoup — mais! |
C’est vrai que de toutes ces choses il a pensé beaucoup—mais! The Duc De L’Omelette is terror-stricken; for, through the lurid vista which a single uncurtained window is affording, lo! gleams the most ghastly of all fires!
| Герцог де л'Омлет поражён ужасом; ибо сквозь единственное незанавешенное окно он видит пламя самого страшного из всех огней! |
Le pauvre Duc! He could not help imagining that the glorious, the voluptuous, the never-dying melodies which pervaded that hall, as they passed filtered and transmuted through the alchemy of the enchanted window-panes, were the wailings and the howlings of the hopeless and the damned! And there, too!—
| Le pauvre Due! Ему кажется, что звуки, которые непрерывно проникают в зал через эти волшебные окна, превращающие их в сладостную музыку, — не что иное, как стоны и завывания казнимых грешников. |
!—there!—
| А там? — |
!—upon the ottoman!—
| Вон там, на той оттоманке? — |
!—who could he be?—
| Кто он? |
?—he, the petitmaître —no, the Deity—who sat as if carved in marble, et qui sourit , with his pale countenance, si amèrement?
| Этот petit-maitre — нет, божество — недвижный, словно мраморная статуя, — и такой бледный — et qui sourit, si amerement? |
Mais il faut agir —that is to say, a Frenchman never faints outright.
| Mais il fait agir — то есть француз никогда не падает сразу в обморок. |
Besides, his Grace hated a scene—De L’Omelette is himself again.
| К тому же его светлость ненавидит сцены; и де л'Омлет овладевает собой. |
There were some foils upon a table—some points also.
| На столе лежит несколько рапир, в том числе обнажённых. |
The Duc had studied under B——; il avait tué ses six hommes.
| Герцог учился фехтованию у Б. — Il avait tue ses six hommes. Значит, il peut s'echapper. |
Now, then, il peut s’échapper.. He measures two points, and, with a grace inimitable, offers his Majesty the choice. Horreur!
| Он выбирает два обнажённых клинка равной длины и с неподражаемой грацией предлагает их его величеству на выбор. Horreur! |
his Majesty does not fence!
| Его величество не умеет фехтовать. Mais il joue! — |
Mais il joue! —how happy a thought!—
| Какая счастливая мысль! — |
!—but his Grace had always an excellent memory.
| Впрочем, его светлость всегда отличался превосходной памятью. |
He had dipped in the “ Diable ” of Abbé Gualtier.
| Он заглядывал в «Diable», сочинение аббата Гуалтье. |
Therein it is said “ que le Diable n’ose pas refuser un jeu d’écarté. ”
| А там сказано, «que le Diable n'ose pas refuser un jeu d'ecarte»». Но есть ли шансы выиграть? |
But the chances—the chances! True—desperate: but scarcely more desperate than the Duc.
| Да, положение отчаянное, но решимость герцога — тоже. |
Besides, was he not in the secret?—
| К тому же, разве он не принадлежит к числу посвященных? |
?—had he not skimmed over Père Le Brun?—
| Разве он не листал отца Лебрена? |
?—was he not a member of the Club Vingt-un?
| Не состоял членом Клуба Vingt-Un? |
Si je perds ,” said he, “ je serai deux fois perdu —I shall be doubly damned— voilà tout! (
| говорит он, — je serai deux fois perdu, погибну дважды — voite tout! ( |
(Here his Grace shrugged his shoulders.) Si je gagne, je reviendrai a mes ortolans—que les cartes soient préparées! ”
| (Тут его светлость пожимает плечами). Si je gagne, je reviendrai 5 mes ortolans — que les cartes soient preparees!» |
His Grace was all care, all attention—his Majesty all confidence.
| Его светлость — весь насторожённость и внимание. Его величество — воплощённая уверенность. |
A spectator would have thought of Francis and Charles.
| При виде их зрителю вспомнились бы Франциск и Карл. |
His Grace thought of his game.
| Его светлость думал об игре. |
His Majesty did not think; he shuffled.
| Его величество не думал; он тасовал карты. |
The Duc cut.
| Герцог снял. |
The cards were dealt.
| Карты сданы. |
The trump is turned—it is—it is—the king!
| Открывают козыря — это — да, это король! |
No—it was the queen.
| нет, дама! |
His Majesty cursed her masculine habiliments.
| Его величество проклял её мужеподобное одеяние. |
De L’Omelette placed his hand upon his heart.
| Де л'Омлет приложил руку к сердцу. |
They play.
| Они играют. |
The Duc counts.
| Герцог подсчитывает. |
The hand is out.
| Талья окончилась. |
His Majesty counts heavily, smiles, and is taking wine.
| Его величество медленно считает, улыбается и отпивает глоток вина. |
The Duc slips a card.
| Герцог сбрасывает одну карту. |
“ C’est à vous à faire ,” said his Majesty, cutting.
| — C'est a vous a faire, — говорит его величество, снимая. |
His Grace bowed, dealt, and arose from the table en presentant le Roi..
| Его светлость кланяется, сдаёт и подымается из-за стола, en presentant le Roi. |
His Majesty looked chagrined.
| Его величество огорчен. |
Had Alexander not been Alexander, he would have been Diogenes; and the Duc assured his antagonist in taking leave, “ que s’il n’eût été De L’Omelette il n’aurait point d’objection d’être le Diable. ”
| Если бы Александр не был Александром, он хотел бы быть Диогеном; герцог же на прощанье заверил своего партнёра, |